BestFemida: Другой мир, глава 10.

BestFemida (Россия, Санкт-Петербург)

Другой мир
Глава 10
Тайна Леонида

      За Диком прислали спустя час после того, как Михаил отправился во дворец с письмом. Знатный вельможа преклонных лет в сопровождении четырех слуг вошел в дом, и, узнав в Дике наследника престола, выразил ему свое почтение и радость, после чего слугам был отдан приказ, и в одну из комнат те доставили одежду для принца, в которую Дик не замедлил облачиться.
      На улице его ждал целый эскорт из пеших и всадников. Придворные, стража, слуги – их пред домом скопилось не менее сотни человек; Михаил, взявший на себя роль почтальона, сиротливо стоял в сторонке, восседая на чахлой кляче.
      Андерсен видел, как просветлели лица понаехавших при виде Дика, как двое молодцов вышли вперед, держа под уздцы великолепного белого жеребца. Судя по всему, Дик тоже обрадовался им, однако от Андерсена не ускользнул один любопытный момент – сев на коня, Дик огляделся, ища кого-то в окружившей его толпе, но того, кого он искал, очевидно, не было в их числе, потому что лицо его несколько омрачилось. Тогда он задал вопрос – и снова ничего. Человека, которого он искал, здесь не было.
Кого искал Дик? Леонида, кого же еще, и Андерсен улыбнулся: все-таки не каждый день доводится видеть, как господин проявляет такое беспокойство по отношению к своему слуге. Тем временем, Дик попрощался с Михаилом, потом с Героном (мальчик хотел подбежать прямо к Дику, но Михаил вовремя схватил его за ворот и ему пришлось удовольствоваться вилянием-маханьем рукой и выкрикнутым «Пока»), а затем, повернувшись в седле, встретился взглядом уже с ним, Андерсеном. И Андерсен от всей души улыбнулся ему и помахал рукой. В ответ последовала милостивая улыбка, учтивый кивок – и вот Дик в компании всей этой пестрой орды отправился во дворец.

Вернется ли Дик назад, как и обещал? Андерсен не знал, но очень на это надеялся и с нетерпением ждал, когда на горизонте замаячит его фигура; с не меньшим нетерпением он ожидал и появления Леонида, этого слуги, о котором Дик рассказал крайне мало, но вполне достаточно для того, чтобы Андерсен успел заинтересоваться его личностью. Андерсен был уверен, что если Дик приедет сюда, то непременно вместе с ним. Однако дни сменялись днями, а Дик так и не показывался. Ни он, ни его Леонид, ни вообще кто-нибудь.
      Первым загрустил Герон.
- Забыл, наверное, про нас, - печально говорил он, лежа около окна и напрасно взирая на пыльную дорогу. – Приехал в свой дворец, вот и не до нас ему стало.
      - А ты что хотел? – усмехнулся Михаил. - Чтобы он приехал туда и скорей, назад к нам помчался? Ага, сейчас, размечтался. Герон, ты хоть иногда башкой своей думаешь, нет? Он же дома черт знает сколько не был, соскучился, наверняка, а ты хочешь, чтоб он сразу к тебе бежал. Да так никто ж не делает, и я почти уверен, что пока он там со всеми своими не наговорится, пока не отдохнет как следует, здесь не появится.
      - А когда появится… – мечтательно протянул мальчик. – Слушай, а как ты думаешь, он один к нам приедет, или с собой целый полк в придачу возьмет?
      - Ага, дивизию, - усмехнулся Михаил.
      - Да нет, я серьезно: ведь его же должен будет кто-то охранять, наблюдать, ну еще там чего… кстати! Помнишь, он нам о Леониде рассказывал? Наверное, он его с собой захватит. А что, будет здорово, узнаем его поближе. Интересно, что это за птица? Ты как думаешь?
      - Не знаю, но узнать очень хочется.
      - А разве ты его не помнишь?
      - Я? Нет, ты что. Я же его видел всего-то пару раз, да и то мельком – как и ты, впрочем. Да, ты сам-то его помнишь?
      - Я… ну… так…
      - Никак, короче.
      - Нет, ну чего ты цепляешься-то? Ну не помню, да, а что, уж и права не имею?
      Герон настолько заболтался, что забыл не только про дорогу, но и про Андерсена, поэтому, когда он, в пылу своей речи случайно столкнулся с ним взором, то чрезвычайно сконфузился и поспешил удрать на кухню, чем рассмешил обоих мужчин.
      - У вас забавный сын, - произнес Андерсен.
      - Да что там, - отмахнулся Михаил, - обыкновенный болтун и хвастунишка.
      - А вы сами? – улыбнулся Андерсен. – Не расскажите о себе?
Так было положено начало долгой беседы, а впоследствии, как выяснилось – не менее длительной дружбы, поскольку Михаил оказался добродушным, веселым и очень приятным в общении человеком. Он рассказал Андерсену еще немного про Коэр, затем – про свою жизнь с Героном, описав при этом парочку эпизодов, связанных с проделками паренька – эпизодов, весьма позабавивших Андерсена. Что же до самого Андерсена, то он, в свою очередь, поведал о себе, а когда эта тема была исчерпана, мужчины завели речь об увлечениях, заговорили о политике, последних новинках кино, и, в итоге, так увлеклись, что не заметили, как подкралась ночь. Опомнились оба, лишь когда часы пробили одиннадцать.
      - Ого, а мы с вами заболтались… так, а где это, интересно, мой негодник?
      - Герон? – улыбнулся Андерсен. – А что, разве есть повод для беспокойства?
- Когда я его не вижу и не слышу – есть, потому что этот шельмец минуты спокойно прожить не может без того, чтобы что-нибудь не сотворить, и если его не видно и не слышно, то знай: либо уже напроказил, либо только готовится. Да, тебе вот смешно, а я с ним уж сколько лет мучаюсь. Живу, как на пороховой бочке, вечно он не одно, так другое выкинет – не ребенок, а одно наказание. Так, где он?.. Герон! Герон, ты где? Герон, лучше отзовись по-хорошему, а то… постой, мне показалось, или на кухне кто-то шуршал бумажкой?
      - Нет, я тоже слышал.
      - А разве там есть, чем шуршать? Мои запасы провизии иссякли еще вчера.
      - Да вообще-то там целая ваза конфет оставалось.
      - Конфет? На столе?
- Ну да, я ревизию сегодня проводил, смотрю – в буфете конфеты заперты, ну и подумал: чего им там в темноте, запертым без дела стоять, выставил на стол, чтобы вечером со сладеньким чай попить, а ты думаешь что…
Переглянувшись друг с другом, не сговариваясь, они вломились на кухню, но было уже поздно. В вазочке, которую любовно обнимал Герон, осталось не больше трех конфет, от остальных же – двух десятков – только фантики, которые пестрели по всему столу и полу вокруг сластены, восседающего на табурете. Застигнутый на месте преступления, он прекратил беспечно помахивать ножками и застыл с конфетой, поднесенной ко рту.
      - А ну стой, шкура! – рассмеявшись, приказал Михаил, но разве Герон его послушал!
      Взвизгнув, запустил пятерню в разоренную вазочку и захватив как можно больше остатков конфет в кулачок, спрыгнул с табурета и пустился наутек.
      - Герон, паршивец! А ну вернись! Вернись, кому говорят! Держи его, Анд!
      - Сейчас!
Андерсен вошел последним и стоял ближе к выходу, так что когда Герон попытался выскочить через дверь, он изловчился и схватил-таки озорника за рубашку. Завязалась ожесточенная борьба. Побросав краденое добро, Герон, игриво сверкая вороватыми очами, отчаянно отпихивал обоих ногами, царапал когтями, делая немыслимые попытки вырваться, а Андерсен и Михаил, смеясь, пытались перехватить его половчее и прижать к полу. Наконец, им это удалось.
      - Ну что, попался? – торжествующе улыбаясь, сквозь душивший его смех произнес Михаил. – Сейчас ты у нас получишь, ворюга! Будешь знать, как втихую трескать конфеты! Андерсен, дай сюда прут.
      - Держи.
      - Ааааа! – завопил Герон, завидев над своей головой карающую длань. – Спасите! Убивают! Режут!
И в тот самый момент, когда Герон, извиваясь, точно червяк, барахтался на полу, пытаясь выскользнуть из рук Андерсена, а Михаил занес над ним прут и уже прицеливался, куда бы щелкнуть прохвоста, Андерсен случайно обернулся и увидел, что они в гостиной не одни.
      С улыбкой наблюдая за ними, в дверях стоял богато разодетый Дик.
      - Дик! – не удержавшись, радостно воскликнул Андерсен.
- Да, это я. И, кажется, явился весьма вовремя, - с этими словами Дик осмотрел его с ног до головы, и Андерсен мучительно покраснел.
      Еще бы, какая картина представилась его молодому другу! Двое взрослых мужиков, все в пыли, с порванными рубашками, взъерошенные и взлохмаченные, стоя на коленях, прижимают к полу всклоченного мальца, готовясь вот-вот садануть его по мягкому месту.
      - Ну, мы это… - конфузливо улыбаясь, пробормотал он, глядя на снисходительно-озорной взгляд Дика.
      - Герона наказывали, - пришел ему на выручку Михаил.
      Пунцовый, точно вишня, он метнул в сына негодующий взгляд, а затем поднялся с колен. Андерсен последовал его примеру, отряхнулся.
      - Ты не обращай внимания, лучше давай, проходи, располагайся.
      - С удовольствием, - улыбнулся Дик, - только я не один.
И прежде, чем Андерсен успел подивиться, он отошел в сторону, пропуская кого-то вперед. Андерсен и Михаил с любопытством взглянули на незнакомца – перед ними стоял мужчина примерно их лет, приятный на лицо, и ничего бы в нем не было особенного, если бы не одна деталь, вернее, две, которые сразу бросились друзьям в глаза: в левом ухе у мужчины была продета серьга – кольцо с крупным плоским голубым камнем, а на шее поверх одежды висели, ниспадая до самой груди, крупные белые бусы, выточенные из слоновьей кости. Мужчина приветливо улыбнулся друзьям, а Дик произнес:
      - Прошу знакомиться: Леонид, мой слуга.

      С этого момента внимание Андерсена раздвоилось. С одной стороны, его чрезвычайно занимал Дик, но не меньше его заинтересовал и слуга его молодого друга, Леонид.
Начиная с того вечера, как Дик поселился здесь, в бунгало, Леонид оказывал ему самые различные услуги: он стлал ему постель, прибирался в его комнате, приводил в порядок его одежду и обувь, звал его к столу или приносил ему еду собственноручно, причем Андерсен довольно долго не мог привыкнуть к тому, что Леонид раз пять на дню останавливался возле его друга и с почтением осведомлялся, не желает ли тот чаю, кофе или печенья. Слуга для Дика? Нет, он, привыкший, что слуга – Дик, не мог примириться с этой мыслью, и, первое время, каждый раз невольно вскидывал голову и смотрел на Леонида удивленным взглядом. Потом, правда, это прошло – как прошло и его недоумение по поводу слов «ваше высочество» и «принц», с которыми Леонид обращался к Дику, и которые неизменно прибавлял после каждой своей фразы. Да что там говорить, одно то, что слуга вставал, когда Дик входил в помещение, уже вызывало у Андерсена улыбку, которую, он, однако, старательно прятал. Что до остальных, то Андерсен с удовольствием заметил, что Михаил - так же, как и он - не сразу привык к обществу слуги, и даже несколько смущался, когда видел, с каким почтением обращается к Дику Леонид, в то время как он сам – фактически никто, так, обыкновенный подданный королевства, ведет с ним себя почти на равных, позволяя не только садиться без разрешения в его присутствии, но даже есть с ним за одним столом, говорить ему «ты» и даже отпускать в его адрес не всегда пристойные шуточки. Ну а Герон – Герон был еще сущим ребенком и, пожалуй, единственным, кого все эти тонкости мало волновали. Ну, соблюдает какой-то там Леонид этикет, ну а ему-то что с того? Удивился, конечно, смутился с непривычки, но Дик-то остался Диком, его другом, он от этого ничуть не изменился, и мальчик вскоре забыл про все эти странности Леонида, и стал воспринимать его как своего.
      А что же сам Леонид? А он, как выяснилось, не спешил никого из них воспринимать как своего, он не спешил сближаться с друзьями. Он оказывал различные услуги Дику, всегда находился рядом с ним, независимо от того, где тот был – на улице или дома – он всюду следовал за ним, точно тень, в нужную минуту приходя на помощь, и хотя таким образом он мог за день раз триста попасться друзьям на глаза, он никогда не заводил с ними разговора. Но при этом Андерсен не мог упрекнуть его в невежливости – напротив, Леонид был сама благовоспитанность, он всегда говорил «спасибо» и «пожалуйста», если что-то не знал – учтиво осведомлялся о предмете своего интереса, не забывая поблагодарить за информацию, утром он желал всем доброго утра, а вечером – доброй ночи, но только это, и ничего более.
Андерсен терпел ровно три дня, а на четвертый его любопытство взяло верх, и он рискнул сам завести разговор с необщительным жильцом. Время было послеобеденное, Дик отправился в свою комнату, Леонид, как всегда, вежливо осведомился, не нуждается ли он в чем-нибудь, и, получив отрицательный ответ, слегка поклонился. Перед обедом для его молодого господина прибыла почта, и Леонид, подойдя к столику, на котором посыльный оставил связку книг и несколько запечатанных конвертов и коробок, принялся их разбирать. Письма он сложил в одну стопку, оставив их на столе, коробки вскрыл, достал их содержимое, а сами упаковки отнес в мусорный ящик. Туда же вскоре последовала бумага, в которую были упакованы книги.
      Андерсен счел, что это – идеальное время для более тесного знакомства, поскольку есть подходящий предлог, чтобы начать разговор.
      - Наверное, устаете? – промолвил он, глядя, как слуга просматривает книги, попутно сверяя их с прилагающимся списком.
      Леонид обернулся.
      - Прошу прощения?
      - Ну вы все время при нем, при Дике, - пояснил Андерсен, - а ему: то чай надо подать, то почту принять, то еще что-нибудь – утомляет, должно быть, каждый день этим заниматься?
      - Ну, разве что иногда, - улыбнулся слуга.
      Его улыбка показалась Андерсену доброй и открытой, как и тон, с которым он произнес ответ. Это понравилось ему, и он продолжил:
      - А надоедает? В смысле, одним и тем же каждый день заниматься, вечно подай-принеси, изо дня в день-то подавать одну и ту же чашку с чаем приедается, наверное?
      - У каждой профессии свои недостатки, - с той же мягкой улыбкой возразил Леонид. – Разумеется, иногда случается, что и надоедает.
      Андерсен усмехнулся.
      - Я смотрю, вам нравится ваша профессия.
Леонид ничего не ответил, только улыбнулся. Взяв со стола бОльшую часть разобранных книг, он отнес их в комнату Дика, а другую часть, поменьше – к себе, и воротившись в гостиную с одним из томиков, уселся в кресло и взялся читать.
      - Что читаем? – поинтересовался Андерсен.
      Леонид продемонстрировал обложку.
      - «Тайны внеземных цивилизаций», - прочел Андерсен. – Увлекаетесь НЛО?
      - Немного.
      - Ну да, конечно, в вашей профессии этим знанием необходимо владеть, а то вылетит из рук ненароком тарелка, и устроит незапланированную посадку на чью-нибудь голову.
      Леонид глаз от книги не оторвал, но Андерсен видел, как дернулись уголки его губ. Он усмехнулся и продолжил:
      - А Дик, что он любит читать?
      - Лучше будет, если вы сами зададите этот вопрос его высочеству, поскольку я могу и ошибиться в ответе.
      - Ну а все-таки?
      Леонид улыбнулся, отложил книгу и пристально посмотрел на него.
      - Вас, я смотрю, очень заинтересовала моя профессия.
      - Что поделать, - весело ответил Андерсен, - все-таки не каждый день удается встретить принца со слугой.
      Леонид усмехнулся, и Андерсен, расценив это как добрый знак, решил перейти к более личным вопросам:
      - Давно вы состоите при Дике?
      - С тех пор, как его высочеству исполнилось десять лет.
      - Большой срок; наверное, за это время успели многое от него отведать – и благодарность, и брань? Все-таки с принцем дело имеете, а у людей богатых, насколько мне известно, характер обычно не подарок, вечно у них прихоти какие-нибудь, капризы, то не так, это не эдак.
      - Нет, ну что вы, принц не из таких, у него как раз очень даже хороший характер.
      - Да уж, я заметил: вежливый, сдержанный, аккуратный… ну а срывы-то, наверное, все-таки бывали? А то воспитание-то воспитанием, но возраст-то никуда не деть, верно? Юношеский максимализм, бушующие гормоны, страсти, да еще при осознании такой власти и богатства…
      Глаза слуги таинственно блеснули.
      - У всех нас бывают когда-нибудь срывы… разумеется, бывало, что и не сдерживался.
      - И влетало, вам, наверное, по первое число? Выгнать грозился, кричал, вещами швырялся, убить хотел?
      - Ну, до убийства дело не доходило, - улыбнулся слуга, но в целом да, гроза иногда и над моей головой разражалась. Хотя, я вам скажу, порой гроза очень даже кстати приходится, особенно после засухи, когда земля растрескалась и не дает требуемого урожая.
      Андерсен рассмеялся.
      - Я смотрю, вы его любите. Да и поговорить тоже. Кстати, а почему вы сами с нами не заговаривали?
      - Я?
- Ну да, вы же, как приехали, ни разу - ни со мной, ни с Михаилом словом лишним не обмолвились, только изредка, да и то всегда по делу, и так официально «будь добры», «благодарю», «нет, спасибо». Я даже начал думать, что вы нас избегаете, вроде как брезгуете общаться с нами.
      - Нет, ну что вы, - улыбнулся слуга, - просто я полагал, что постороннему человеку невежливо вмешиваться в чужие беседы, если его не приглашали.
      - То есть, вы считали, что мы сами с вами не хотим общаться?
      - А разве я мог думать как-то иначе? Ведь согласитесь, если бы вы хотели – как сейчас, например, - вы бы заговорили со мной, а если молчите, значит, не желаете и общаться.
      - Нет, ну надо же! А ведь мы думали тоже самое о вас, думали, что это вы не хотите с нами общаться! Черт, даже смешно как-то.
      - Согласен, глупо получилось, - улыбнулся Леонид.
      В этот момент дверь, ведущая в комнату Дика, отварилась, и в образовавшемся проеме показался сам владелец помещения.
      - Леонид, зайди ко мне.
      - Да, ваше высочество, - с легким поклоном ответил слуга, после чего повернулся к Андерсену.
      - Прощу прощения, мне нужно отойти. Мы закончим, когда я вернусь.
      - Да, да, конечно, нет проблем.
Когда он вернулся, к ним присоединился Михаил, и беседу они продолжили уже втроем. Говорили они много и долго, на самые разные темы, так что в конце их беседы у Андерсена уже сложилось мнение об их новом знакомом. Так, например, он заключил, что Леонид добрый, веселый и отзывчивый человек, умеет пошутить, но при этом весьма тактичен и сдержан, даже более сдержан, чем он и Михаил, и в тех ситуациях, где они могут позволить себе отпустить какое-нибудь слишком пикантное замечание, дерзкое или грубоватое словцо, их собеседник ограничится улыбкой. Кроме того, Леонид был прекрасно образован, знал несколько языков, многим интересовался и на многие темы умел и любил поговорить. На многие, кроме тех, что касались его самого. Почему бы это? Обычно люди больше всего любят рассказывать именно о себе, а здесь, напротив, Леонид больше рассказывает о посторонних вещах, нежели тех, что касаются его самого, а если ему и задают вопросы личного характера, то, как правило, отвечает он на них весьма уклончиво, с меньшей охотой, а когда Андерсен как-то заикнулся, как у него обстоят дела с семьей – памятуя о том, что Дик недавно обмолвился, что его слуга был влюблен и должен был жениться, - Леонид почему-то замолчал, а при более настойчивых расспросах и вовсе поспешил перевести разговор в иное русло. Отчего бы это? Андерсен не знал, но нутром чуял, что здесь кроется какая-то тайна. Но какая? Может быть, Леониду не ответили взаимностью, и брак не состоялся – поэтому он молчит, потому, что не желает бередить сердечную рану? Или его родители не приняли невесту? А может, после свадьбы он узнал, что невеста изменяла ему? Да, вариантов было множество, только вот какой из них верный? Андерсен не мог понять, а понять хотелось. И тем паче ему хотелось, что он заметил, что Леонид не носит обручального кольца. Почему, если он должен был жениться? Опять-таки не ясно, опять возникали догадки, предположения, сомнения, строящиеся лишь на одном воображении Андерсена, потому что сам он больше не расспрашивал Леонида о его личной жизни, а Леонид про это не заводил речь.
      Впрочем, не хочет рассказывать о своей личной жизни – не надо, Андерсен бы и забыл бы про это, но его внимание привлек и другой факт, бросившийся ему в глаза: бусы. Белые, из слоновьей кости, которые Леонид носил поверх одежды и с которыми никогда не расставался. Зачем он их носит? Что это, украшение такое? Талисман? Андерсен попробовал разузнать это, и к полному своему удивлению обнаружил, что Леонид и здесь не желает давать прямого ответа.
      - Нет, это не талисман, - ответил он.
      - А что же тогда? – спросил Андерсен.
Но Леонид, то ли не расслышал, то ли сделал вид, что не расслышал, однако на его вопрос так ничего и не сказал. Еще одна странность. Почему он про бусы не желает говорить, что с ними-то такого связано? И почему он их никогда не снимает? Как-то после обеда Леонид взял полотенце, намереваясь, очевидно, помыться в душевой кабинке, которая располагалась за домом, и Андерсен заметил, что бусы до сих пор надеты на слуге.
      - А бусы? – улыбнулся Андерсен. – Разве вы их не будете снимать?
      - Бусы? О, нет, не буду.
      - Но они же, - возразил Андерсен, - будут вам мешать.
      И снова молчание.
      Андерсен решительно ничего не понимал. Почему он так не желает расстаться со своими бусами? Неужели так боится потерять их? Да и зачем он их вообще носит? Что в них такого особенного? Они его ничуть не украшают, напротив, висят, как бельмо на глазу, только весь наряд портят. А эта серьга в ухе? Простое кольцо, допустим, еще куда ни шло, кольцо Андерсен бы понял, но кольцо с голубым камнем? Да такие ведь никто не носит, а у него – есть, вдета в мочку уха – будто перстень всажен, блестит себе синевой.
      Однако больше всего Андерсена заинтриговало ни молчание Леонида по поводу его личной жизни, ни эта несчастная бижутерия, а то, что он отказывался купаться вместе со всеми, когда он, Михаил, Герон и Дик шли к реке или озеру, чтобы помыться и поплавать. Почему? На первый взгляд, это можно было бы списать на то, что Леонид отказывается это делать в силу своего положения, как отказывается он садиться за один стол вместе с Диком, то есть, опасается быть с ним на равных. Но почему тогда он не входит в воду, когда Дика там нет? Андерсен и Михаил однажды позвали его с собой. Дик в это время читал, соответственно, слуга был ему не нужен, и Леонид мог бы запросто с ними прогуляться.
      - Мы идем к реке, Леонид, - весело сообщил ему Андерсен. – Пойдем с нами. Вода – блеск, поплаваешь себе в волю, помоешься заодно, а?
      Он ожидал, что слуга обрадуется, с радостью примет его предложение, однако случилось то, чего Андерсен ну совсем никак не мог ожидать. Леонид вдруг покраснел, улыбка у него пропала.
      - О, нет, спасибо, - странным голосом и не менее странным взглядом произнес он, - я лучше потом, после вас.
      Сказать, что Андерсен был ошарашен таким ответом – ничего не сказать. Почему он не захотел идти? И почему смутился, когда Андерсен ему это предложил? И что за странный взгляд у него был? Он не мог этого понять, не мог понять и Михаил, а ведь обоим очень хотелось. Только сколько потом не предлагали они своему другу искупаться, он всегда отказывался.
      Любой другой бы бросил это дело, ну не хочет человек что-то там делать, на какие-то вопросы отвечать – ну и ладно, но Андерсен был не таков. Ему непременно хотелось докопаться до истины, а поскольку ее от Леонида было не получить, он решил пойти окольными путями и однажды, когда Леонид в очередной раз отказавшись от его предложения пойти к реке, сам потом отправился туда в одиночестве, Андерсен подошел к Дику.
      - Скажи, Дик, а почему он у тебя такой странный?
      Дик поднял голову.
      - Кто?
      - Да Леонид, слуга твой.
      - А что в нем такого странного, Андерсен? По-моему, он самый обычный человек.
      - Да? А почему же он тогда отказывается купаться? Мы с Михаилом, - пояснил он, - давно следим за ним, и нам кажется странным, что он не желает купаться вместе с нами. Почему он отказывается с тобой, нам понятно, ты принц, а он слуга, здесь все очевидно, но с нами? Мы же вроде ни графы и не лорды, чтобы с нами отказываться в одном водоеме плескаться, а он – ни в какую. И про себя не рассказывает. Ты говорил, что он жениться собирался, а у него на пальце кольца нет, а про семью начнешь расспрашивать – молчит, точно рыба.
      - Да, - поддержал его Михаил, - может быть, ты нам объяснишь, Дик, что за чудачества такие у твоего Леонида? А то мы тут с Андерсеном гадаем, да все никак придумать не можем, чего это он так?
      - Он евнух.
      - Евнух? – Андерсен едва не задохнулся в изумлении.
      Михаил был ошарашен не меньше.
      - Но как же так… почему… он же хотел жениться… а, ему невеста, наверное, отказала или изменила, поэтому он с горя себя…да? Она послужила причиной?
      - Нет, причина не в невесте. Присядьте, я вам все объясню.
      Все произошло в тот день, когда я, покинув ваш дом, отправился….

…Все произошло в тот день, когда Дик, покинув бунгало, отправился во дворец. В присланном за ним эскорте – Леонида не оказалось, причем на вопрос – почему так получилось – Дику никто так и не дал внятного ответа.
Настаивать на ответе Дик не стал. Не желают сказать? Ну что ж, по приезду во дворец Леонид сам все ему расскажет, однако Леонид ему ничего не рассказал – не потому, что не захотел, а потому, что его просто не оказалось там. Вместо него на зов пришел другой слуга, Дику совершенно незнакомый. Стройный молодой человек с золотистыми кучерявыми волосами и зелеными глазами, представившись Этьеном Сент-Джон, сообщил, что он будет исполнять обязанности Леонида.
      - Но мне вы мне не нужны, мне нужен Леонид.
      - Сожалею, ваше высочество, - с поклоном отвечал новый слуга, - но в данный момент Леонид не может предстать перед вами.
      - Почему? С ним что-то случилось? Он заболел? Попал в аварию? Или его рассчитали? Он умер? Отвечайте! Где он?
      - Я… я не знаю, ваше высочество…
      - Так узнайте!
      - Но… ваше высочество…
      - Вы, кажется, взяли на себя труд временно замещать его, прислуживая мне, а значит, вы должны выполнять все мои приказы. Так вот, я приказываю вам: разузнайте, где находится Леонид, и почему он не явился ко мне, и до тех пор, пока не узнаете, можете здесь не появляться, ясно? Выполняйте!
      Выставив Сент-Джона за дверь, Дик крупными шагами прошелся по комнате. Леонид никогда не выказывал желания покинуть службу, напротив, он ею был всегда доволен, а если же он все-таки решился покинуть свой пост в его отсутствие, то к чему такая неизвестность? Дик достаточно знал Леонида, и мог с уверенностью сказать, что его слуга никогда не ушел бы от него не попрощавшись, а уж тем более – не объяснив причин. Если, конечно, ему не помогли уйти. А если так, то где же тогда он сейчас? Раньше Леонид жил во дворце, однако в случае, если слугу действительно решили убрать, он может находиться вне приделах дворца и даже королевства. Или еще дальше.
Но Леонид не покидал ни этого мира, ни королевства, ни дворца. Он всего-навсего находился на нижнем этаже, и теперь спешил к своему молодому господину – живой и невредимый – радуясь его возвращению и встрече с ним, а еще – радуясь той новости, которую собирался поведать: слуга хотел сделать сегодня предложение Анжелине. Он любил эту красавицу уже давно, и сделал бы это и раньше, но когда принц исчез, во дворце все перевернулось с ног на голову, суматоха поднялась такая, что ни о какой свадьбе даже речи быть не могло, а теперь все улеглось, все успокоилось, и ничто не мешало осуществлению его мечты.
      Золотое кольцо в красной коробке, обитой бархатом, билось у него в кармане в такт его сердцу. Два радостных события – и сразу в один день! Воображение Леонида уже рисовало ему счастливые очи его Анжелины – с каким восторгом она примет его подарок, его предложение – еще бы, ведь она так долго этого ждала! Они ждали! А принц, с каким восторгом он встретит это известие, а его самого? Ведь они так давно не виделись!
      Оставалось повернуть еще раз налево, пройти длинный коридор, и он окажется возле покоев его высочества. Леонид уже видел заветный поворот, расстояние между ними укорачивалось каждым его шагом, приближая счастливый момент встречи. Вот впереди золотом блеснули высоченные двери, и Леонид приготовился распахнуть их, как вдруг справа выскочили два стража, грубо схватили его и поволокли прочь от дверей.
- П… подождите, - задыхаясь от быстрой ходьбы, проговорил Леонид. – Куда вы меня ведете? Что я сделал?
      Его похитители не удостоили его ответом, а Леонид не решился на повторные расспросы. Он лишь смотрел вперед и видел, как мимо него мелькают двери. Одна, другая, третья, вот показалась четвертая. Внезапно остановившись, стражи открыли ее и, бесцеремонно втолкнув его во внутрь, зашли следом. Двери захлопнулись.
      С трудом переводя дух, едва не растянувшийся на полу от их тычка, Леонид поднял голову, и первое, что бросилось ему в глаза, был мужчина, сидящий за столом прямо напротив его. При появлении Леонида, он оторвал взгляд от документов, которые просматривал, и обратил свой взор на него – и Леонид вздрогнул. Перед ним был сам король. За долгие годы своего проживания при дворе, Леонид, не раз видевший повелителя, умел различать настроение, в котором монарх пребывает в ту или иную минуту, и сейчас, взглянув на него, он понял, что на сей раз оно не из лучших. Король явно был чем-то недоволен, а это никогда не сулило ничего хорошего. Но это еще полбеды. Рядом с венценосцем стоял Лаевский. Стройный, с миловидным острым лицом, он, не смотря на свою приятную внешность и красивые, проникновенные речи, служил правой рукой самого короля, и славился своей беспощадностью. Его боялись и ненавидели, заочно называя топором короля, которым тот карает неугодных.
Леонид никогда не считал себя трусом, но доставка его сюда, бесцеремонность, с которой она производилась, вид грозного короля и насмешливый взгляд Лаевского испугали его.
      - Тебе известно, зачем тебя сюда привели? – проницательно глядя на него, холодно произнес король.
- Нет, ваше величество, - Леонид старался не выдать своей тревоги. - Мне неизвестны причины.
      - И ты даже не догадываешься?
      - Нет, ваше величество. Я ни о чем не догадываюсь и не понимаю, что происходит. Несколько минут назад мне стало известно, что принц только что вернулся во дворец, и я решил поспешить к нему, полагая, что его высочеству будет приятно увидеть меня после долгой разлуки.
      - Которая произошла по твоей же вине.
      - Прошу прощения, - растерянно промолвил Леонид, - но я не совсем вас понимаю, ваше величество.
- Вот как? Не понимаешь? Дик сбежал из дворца, и знаешь – куда? К плебеям, к черни, вроде тебя, которые умудрились сделать из него раба!.. по счастливой случайности эти неучи не догадались, с кем они имеют дело, в противном случае, страшно подумать, чем бы это могло для нас обернуться. Разразился бы неслыханный скандал, заголовки о том, что наследник престола попал в рабство простолюдинам, да еще подданным другого государства, наводнили бы все газеты, об этом сообщили бы по телевидению. На весь мой род легло бы пятно позора, а престиж Коэра как королевства, упал на мировой арене – еще бы, какое королевство может считаться сильным противником, если оно не в состоянии обеспечить безопасность даже своего принца! Я уж молчу о том, что наши враги могли прознать о местонахождении Дика и воспользовавшись его беспомощным положением, убить или изувечить его. Последнее, впрочем, почти удалось и без этого – ты в курсе, Леонид, что те люди сделали с моим сыном? Мало того, что эти свиньи заставили его на себя работать наравне с рабами, поселив в грязной конуре и кормя отбросами, так они еще и осмелились поднять него руку! Они били и глумились над ним – над наследником престола, над членом королевской семьи, над моим сыном, над тем, кому, в конце концов, был приставлен ты. Да, Леонид, ты был приставлен к нему и насколько следует из договора, который ты подписывал, поступая сюда на службу, в твои обязанности входило не только прислуживать Дику. Ты должен был так же оберегать его, удерживать от дурных поступков, докладывать мне о каждом его шаге, а что сделал ты? Сначала ты допустил, что Дик сбежал с празднества и познакомился с каким-то малолетним мальчишкой, так потом ты еще и помог ему вторично увидеться с ним, в результате чего Дик окончательно подружился с босяком, а когда я попытался ему запретить общаться с ним, он вспылил и сбежал. А ведь этого никогда не случилось бы, я никогда не поссорился бы со своим сыном из-за его стремления видеться с отребьем, если бы он не увидел его, а не увидеть он мог в одном лишь случае – если бы ты, Леонид, должным образом исполнял свои обязанности. Тебе следовало пресечь все на корню, еще в самом начале не дать моему сыну покинуть торжественное шествие по центру города, и уж конечно, тебе не следовало устраивать его повторную встречу с тем мальчишкой. Однако ты не сделал этого. Ты не предотвратил ни его побег с шествия, ни его встречи и дружбы, более того, ты даже не подумал поставить в известность меня, хотя знал, что это следует сделать. А результат? Мой сын был рабом, его избивали, морили голодом, едва не убили, и все это едва не стало достоянием общественности. Скажи, Леонид, неужели ты думаешь, что после всего этого тебя оставят во дворце, сохранив за тобой обязанности, которые ты не исполняешь? Тогда ты либо наивен, либо попросту глуп. В последнем случае, ты нам не нужен тем более – я не собираюсь держать при своем сыне глупцов, да еще платить им за это деньги. А что касается первого, то наивность – не оправдание.
      Все это время, пока король вещал, Леонид крутил в пальцах коробочку, в которой хранилось кольцо, которой он намеревался преподнести сегодня своей Анжелине. По мере же того же, как он осознавал, что говорит ему король, пальцы его невольно разжимались – медленно-медленно, до тех пор, пока коробка не упала на пол. От ее стука о паркет Леонид вздрогнул, точно очнулся от сна, но не посмел поднять ее. За него это сделал Лаевский. Он обогнул стол, поднял коробочку, небрежным движением откинул крышку и, взглянув на золотое колечко, усмехнулся и с улыбкой подал ее королю.
      - Кажется, - сладко произнес он, - ваш подданный собирался сделать кому-то предложение. Анжелине Браун, если я не ошибаюсь.
      Король поднял на него глаза.
      - Это так, Леонид?
      Король улыбался, но Леониду было не до улыбок, он был бледен, точно полотно.
      - Да, ваше величество, - с трудом ответил он.
- Значит, тебя ждет маленький праздник, мне же придется его испортить: мне жаль, Леонид, но ты совершил ошибку, а за все надо платить. Тебя лишат твоей должности, ты будешь выгнан за пределы дворца без права появляться на его территории, и самое главное – ты никогда в жизни больше не сможешь общаться с Диком, независимо от того, хочет этого кто-то из вас, или это будет ваше обоюдное желание. Ты должен будешь сменить свое местожительство и никогда, ни под каким предлогом и никаким способом не должен будешь даже пытаться связаться с ним.
      - Никогда? – тихо повторил Леонид, чувствуя, что почва уходит у него из под ног. – Никогда…
Он поднял глаза на короля – полные мольбы и ужаса, они могли растрогать кого угодно – но король не смотрел на него, он встал, прошелся по кабинету, а затем остановился около окна и уже оттуда, стоя боком к нему, обратил на него свой взор. И усмехнулся. В этот момент Лаевский, находившийся все это время в стороне, приблизился к королю, наклонился и, косясь на Леонида, со сладкой улыбкой зашептал что-то на ухо его величеству. По мере того, как он говорил, суровое лицо короля разглаживалось, взор светлел, а на губах начала поигрывать улыбка. Когда Лаевский замолчал, монарх и советник взглянули на слугу.
      - Но есть и другой вариант, - улыбаясь, ласково произнес король. – Я не выставлю тебя за территорию дворца, я сохраню за тобой твою должность, так что ты по-прежнему сможешь оставаться при моем сыне. Более того, я не стану тебя ни в чем винить, ты не услышишь упрека за свой поступок, на тебя не наложат даже денежный штраф, напротив, твое жалованье даже удвоится, но все это будет возможно лишь при одном условии…
      - Каком, ваше величество? – луч надежды блеснул для слуги, Леонид был готов пойти на все, чтобы остаться при Дике.
- Надеюсь, ты понимаешь, Леонид, что мой сын уже не мальчик, он достиг того возраста, когда впору задуматься и о семье? Так вот, я думаю, что Дик женится в скором времени. У него появится жена, а в ее присутствии, боюсь, тебе будет сложно справляться со своими обязанностями, прислуживая моему сыну, поскольку постороннему мужчине нельзя заходить в спальню, где находится раздетая женщина. Различного рода конфузы и конфликты на этой почве будут неизбежны, и желая тебя от всего этого избавить… я предлагаю тебе стать евнухом, Леонид. В противном случае, ты никогда больше не увидишь Дика. Так что ты выбираешь?
      Леонид едва не лишился дара речи. Он с трудом сумел пролепетать:
      - Ваше величество, я… я не могу так сразу… позвольте мне подумать, дайте мне срок… мне нужно время…
      При этих словах король изменился в лице.
      - Его не будет, - жестко отрезал он.
- Но ваше величество… хотя бы неделю…
      - Ты дашь ответ мне сегодня же.
      - Ваше…
- Десять минут, и ни секундой больше. Либо ты становишься евнухом, либо покидаешь дворец и никогда больше не увидишь Дика – выбирай, Леонид.
      - Нет! Я… я не могу… ведь можно же придумать что-нибудь другое… другой вариант… ваше величество… сжальтесь, нет!
      - Десять минут, Леонид. Время пошло.
      На столе стояли песочные часы в серебряной оправе. Изящным движением король поднял их, перевернул в воздухе и опустил. Золотистый песок тоненькой струйкой быстро побежал вниз, образуя внизу рассыпчатую горку.
- Я… я могу выйти, ваше величество?..
Получив разрешение, он покинул кабинет, но не один. Чьи-то тени крались сзади него, накрывая своей чернотой. Он стремительно обернулся – два стража следовали за ним, чтобы в тот миг, когда последняя песчинка достигнет дна, доставить его к королю для ответа. А неподалеку от них стояли, ослепительно улыбаясь, Лаевский и тучный старый граф Вяземский.
      Враг не забыл, как он когда-то сообщил принцу о его грязных делишках, он всего лишь затаился, а теперь нанес удар: идея жестокого выбора, предоставленного Леониду, принадлежала не королю. Вяземский придумал его, а Лаевский донес его до ушей короля. И пока один ожидал его в кабинете, получая удовольствие от мысли, что Леонид проиграет независимо от того, какой из предложенных вариантов выберет, двое, стоящие рядом с ним в коридоре, наслаждались тем, что наблюдали, как удачно работает их план и как мучается невинная жертва.
      Опустив голову, Леонид отошел в сторону, чтобы не видеть лица своих врагов. У него разрывалось сердце. Выбирать между принцем и невестой! Он вертел в руках коробку с кольцом, которую ему при выходе всучил Лаевский, смотрел на нее - вот она, мечта всей его жизни, его будущее счастье, его будущая семья, его будущие дети. Оно заключено в ней, в этой крошечной коробчонке, оно в его руках, ему стоит только сказать – и он будет с ней, любимой Анжелиной. Они уедут отсюда, у них будет собственный дом, а все это дворцовые интриги, тайны, козни – все будет забыто, все исчезнет для них, они будут счастливы вместе…
      - …мне не нужен Сент-Джон, мне нужен Леонид! Где он? Я хочу видеть Леонида!
      Леонид узнал бы этот голос из тысячи, из миллиона. То был голос его молодого господина, его высочества, принца Дика.
      Уйти, не слушать, забыть – и он будет счастлив со своей Анжелиной. Леонид еще раз посмотрел на кольцо…

За окном спальни растилась черная ночь. Устав вглядываться в нее, Дик отвернулся от окна и обратил свой взор на кровать – там он мог найти сладкий сон, столь ожидаемый его усталым телом, однако не смотря на горячее желание уснуть, Дик все еще медлил, оттягивая этот момент. Потому что постель требовалось расстелить, а для этого нужно было позвать слугу. А Дик совсем не желал видеть слугу. Почему? Ведь Сент-Джон был старателен, исполнителен, он делал все, что от него требовалось, однако Дик всегда находил в его безупречной работе изъяны: не вовремя подошел, не то предложил, не так предложил, Дика раздражала даже интонация голоса этого кучерявого барана, не говоря уж о внешнем виде. И все потому, что это был не Леонид. Леонид столько лет состоял при нем, что Дик, сам того не замечая, крепко привязался к нему, он знал звук его шагов, знал его запах, он привык к его укорительно-добрым речам, его снисходительности и дружелюбию, он привык к его голосу, к тому, что Леонид знает, что ему нужно, когда нужно и в какой форме это лучше подать. А Сент-Джон ничего этого не знал, не умел, он вообще был другой, чужой, и хотя Дик понимал, что бедняга ни в чем не виноват, он не пытался объяснить ему нюансы его работы и уж тем более, не стремился впускать его в свою душу. Он – не Леонид, и Дик не желал его им заменять. Он держался с новым слугой холодно, общаясь лишь при необходимости и всегда в сухом повелительном тоне, не обращал внимания на мелочи, но не прощал серьезных промахов, делая замечания.
А приготовление постели относилась как раз к таким мелочам. Дик не мог терпеть то, как Сент-Джон крутится возле его постели, точно юла, складывая покрывало – его движения ему казались слишком поспешными, молодец как будто торопился куда-то, боялся опоздать. Дика раздражал каждый его жест – то, как он складывал покрывало, как он уносил его в шкаф, ему не нравилось даже, как он открывал шкаф – дергает только одну створку, одним рывком: Дик каждый раз ожидал, что ручка не выдержит такого издевательства и оторвется. Но шкаф был сделан на совесть, ручка держалась, а Дика все больше раздражала такая спешка и небрежное отношение к вещам.
      И теперь он смотрел на кровать, понимая, что ее требуется расстелить, и вместе с тем еще лучше понимая, что видеть слугу, который должен это сделать, он совсем не желает. Однако принц не должен заниматься уборкой постели, это не подобает его сану – и Дик это знал, известно это было и Сент-Джону, потому что когда Дик отвернулся, дабы не видеть ложе, дверь отварилась и спальню вошел слуга.
      - Я не желаю никого видеть, – не оборачиваясь, холодно произнес Дик. – Убирайся вон и оставь меня в покое.
- Ваше высочество будет спать на нерастеленной кровати?
      Дик обернулся.
      - Леонид?
Он заметил, как глаза слуги бегло охватили его самого – в одежде и обуви, и нерастеленную постель. Леонид мягко улыбнулся.
- Ваше высочество собирались спать на нерастеленной кровати? В одежде?
      Дик усмехнулся.
      - А что мне еще оставалось делать, если ты не приходил? Снисходить до самообслуживания?
      Дик улыбался, глядя как Леонид, пройдя к кровати, сдернул покрывало, привычными четкими движениями сложил его и аккуратно положил на стул, а затем, поправив скомкавшееся и собравшееся гармошкой одеяло, взялся взбивать подушки.
      - Честно говоря, Леонид, я не думал, что когда-нибудь снова увижу тебя, - произнес Дик, наблюдая за работой слуги. – Я считал, что причина твоего длительного отсутствия кроется в решении короля отстранить тебя от этой должности в виду моего побега. Выходит, я ошибался, король не счел тебя виноватым, поскольку ты здесь и, как вижу, в хорошем настроении. Он не разгневался на тебя, и причина твоего отсутствия в чем-то другом, например, болезни, я прав?
      Глядя слуге прямо в лицо, Дик то и дело случайно захватывал краем глаза его левое ухо, и в ухе этом что-то зеленело. Дик пытался не замечать этой маленькой детали, но она была настолько непривычна, что он не вытерпел и взглянул на нее – деталью оказалось кольцо, продетое в мачку и сверкавшее зеленым камнем. Слева – зеленым, а снизу- белым - на шее Леонида висели, ниспадая до самой груди, белые бусы из слоновьей кости. Бусы. Кольцо.
Усмешка пропала. Дик пристально посмотрел слуге прямо в глаза. Еще мгновенье назад радостно улыбающийся, слуга задрожал и спешно отвел взор; краска стыда заливала ему щеки.

- …он еще долго потом краснел, - негромко сказал Дик, завершая свой рассказ. – Долго не мог привыкнуть, что при виде его дамы начинают загадочно перешептываться, а мужчины насмешливо улыбаются. Но сейчас это почти прошло, и если ему доводится сталкиваться с подобным, то он старается просто не замечать этого. Иногда ему это удается, иногда – нет. А что касается тех странностей, которые заметили за ним вы, Андерсен: нежелание мыться вместе со всеми, - то, думаю, вам не нужно объяснять, почему так происходит.
      - Он нас стесняется, - сказал Андерсен.
      - Скорее, себя самого, поскольку, согласитесь, обнаженный скопец – не самое привлекательное зрелище, а некоторые люди настолько глупы и жестоки, что умудряются пошутить даже над здоровыми, что уж говорить о калеке, да еще таком, который лишился своего мужского достоинства. Думаю, Леонид смущается себя, боится, что вы поднимете его на смех.
      - Мы этого никогда не сделаем, Дик.
      - Я знаю, Андерсен; это одна из причин, по которой я и открыл вам его тайну.
      - А вторая кроется в твоей дружбе с ним? – улыбнулся Андерсен.
      Дик непонимающе сдвинул брови и Андерсен поспешил объяснить:
- У тебя с ним не просто деловые отношение, Дик, ты дружишь с ним, это видно, и именно в виду вашей дружбы ты, наверное, за него так переживаешь и не хочешь, чтобы мы сами узнавали правду о нем. Ты нам все рассказал, чтобы избавить нас и Леонида от неприятного для всех разговора, верно?
      Дик усмехнулся.
      - А вы бы поступили иначе, Андерсен?
      Он улыбнулся.
      - Наверное, нет, Дик. Я бы тоже пожалел своего друга. А ведь тебе его жалко, наверное, да? Жалеешь, что все так получилось?
И снова – эти сдвинутые брови и проницательный, серьезной взгляд. Только на этот раз он еще дополнился фразой.
      - Жалею?
      - Ну, - взялся объяснять Андерсен, - его же из-за тебя оскопили. Поставили перед таким жестоким выбором. Разве тебе не жалко его?
      - Нет.
      Сказать, что Андерсен был шокирован – ничего не сказать. Удивлял его, конечно, Дик, но чтобы так…. Переглянулся с Михаилом – и у того на лице изумление.
      - Но, Дик, как же так… - пробормотал он. – Я не понимаю…
      - Я не вижу причины его жалеть, Андерсен. Его оскопили, но подумайте сами, чья в том вина? Неужели только в том, что я сбежал, а мой отец потом решил отыграться на нем таким образом? Ведь если посмотреть правде в глаза, Леонид действительно не исполнил своих обязанностей, он дозволил мне встречаться с чернью, что впоследствии привело к моему побегу. Он не исполнил своих обязанностей, значит, он должен понести наказание, что король и сделал. Он предложил ему выбирать между мной и Анжелиной, соглашусь, это жестоко, однако и Леонида никто не заставлял делать выбор в мою пользу. Он сам пошел на это, сам согласился – зачем же мне жалеть его? Жалеть, что он сделал такой выбор, лишив себя семейной жизни добровольно?
      - Дик, я… я думал, ты добрее!
      - По-вашему, Андерсен, доброта заключается в жалости? Не знал.
      - Дик, я не о том…
- Я знаю, о чем вы. И если вас это немного утешит – да, мне жалко Леонида, но – до определенной степени. Ваша степень жалости, очевидно, несколько выше – вот и все.
      - Степень! Дик, если бы я тебя не знал, то…
      - Решили бы, что у меня в голове один расчет? – Дик улыбнулся. – Скажите, не стесняйтесь, Андерсен. Я бессердечный, жестокий принц, которому плевать на слугу, решившего принести себя в жертву ради моего же счастья? Я не оценил его благородного поступка?
- Ну… в общем-то, да, - от его прямолинейности он несколько сдулся в своем гневе и изумлении. А Дик улыбнулся.
      - Я не буду сейчас ничего вам объяснять, Андерсен – это будет напрасной тратой времени. Я надеюсь, что вы поймете потом все сами.
      - Тебя поймешь! – только и смог выдохнуть он.
      И снова эта снисходительная улыбка.
      - Вы очень добрый и мягкий человек, Андерсен. И по-моему, порой даже слишком.
      На этот раз он не смог терпеть.
      - Леонид заслуживает жалости! – выпалил в сердцах он. – Он же теперь несчастен! Он же всю жизнь теперь…
      - Смотрите, Андерсен, - с мягкой улыбкой прервал его молодой друг, - вот идет ваш несчастный слуга.
      Андерсен посмотрел в указанную сторону машинально, уже по привычке слушаться этого странного Дика – и что же он увидел?
По дороге, накинув махровое полотенце себе на плечо, шагал Леонид. Увидев в окно своего молодого господина, слуга приветливо улыбнулся ему – так, как улыбаются только воистину счастливые люди. [Продолжение]