Рыжая пижма, синий василёк
Повесть о школе, о девочке Тосе, о родителях и бабушках с дедушками :)
Жанр - приключения

   Начало

  Часть седьмая
   (публикуется без корректуры)

  На лавочке сидела любопытная тётя Настя, которой причудился пожар из-за подгоревшего бабушкиного пирога, и две малознакомые старушки из соседнего дома. Они неодобрительно косились в сторону парадной бабы Зины Толмачевой и ворчали:
  - Хоть в выходной спокойно посидеть. А то шмыгают туда-сюда.
  - Никому покоя нет.
  - Будет тебе, баба Настя. Сама, небось, печень прихватило, шмыгала, - дородная мамаша Тезовых вышла из подъезда с сумками. – Вася!
  Младший Тезов оторвался от нарисованного телефона.
  - Сбегай за хлебом!
  - А че я? Пусть Антон.
  - Где его искать? Не торгуйся. Пять минут дела.
  Тезов с неохотой протянул Строеву мелок – они пуляли с Димкой по нарисованной мишени – и потопал за сумками.
  Тося с удивлением оглядела принарядившегося Строева. На нем были новый джемпер в полоску, из-под которого торчала чистенькая голубая рубашка, и парадные серые вельветки. «На день рождения, что ли, вырядился?» -  выплыла откуда-то прежняя обида. Живот заурчал и сжался. Еще бы! Столько фрикаделек слопать и киселем запить! Так она станет купчихой, Крылову догонит.
  - Куда пойдем? – миролюбиво спросил Строев, и она успокоилась.
  - Бабушка велела во дворе, - Тося с пристрастием оглядела Веркины брюки, в которых теперь ходила, и выцветший сиреневый свитерок с детскими бусинками у ворота. Недовольно поморщилась: «Да уж. Это вам не платье с маками из немецкого каталога».
  - Тогда на площадку?
  - Давай, - и они полезли на вершину «ласточкиного гнезда».
  На площадке за домом играли те, кому приказано было "не ускакивать" и быть «на глазах». Сегодня она пустовала. Три мальчика из параллельного класса играли в футбол, Танька Феофанова укачивала в коляске младшую сестру, а щуплый очкарик, похожий на Строева, сидел на шведской стенке и считал ворон. Просто так. Тоська тоже любила сидеть «просто так». Она махнула Димке:
  - Полезли? - и они устроились на гимнастическом бревне.

  Майская суббота была похожа на летний вечерок, какие бывают в июне. Над головами гудели комары. От земли тянуло сыростью. Неласковая, несущая непогоду черемуха отцвела, и наступило время сирени.
  - Еще неделя – и каникулы, - сказал Димка.
  - Угу, - она тряхнула невзрачными волосенками.
  Уставилась в небо.
  По нему сновали самолеты и ласточки. Ласточки были большие, они пикировали над кустами, а самолеты – маленькие, потому что кружились далеко-далеко за Батарейной и Выборгским замком. Над портом, где всё гудело, сопело и скрипело лебедками, кричали жирные чайки. Ей вдруг подумалось: не было бы этой «кубышки», завтрашней «прогулки» к неведомому хутору, она могла бы жить «просто так»! Хохотать, валяться в траве! Орать во все горло песни, беззаботно слоняться по улицам! А сейчас ей надо хитрить, изворачиваться, уговаривать Строева.
  Тоська зажмурилась от нахлынувших слез.
  - Ты чего?
  - П-просто… так. Солнце.
  Он пожал плечами:
  - Пересядь. Давай на моё место? – и она села в тень.
  - Поедешь с нами на дачу? У мамы отпуск в июне. Велела тебя приглашать.
  - Не знаю. До июня далеко. Дожить еще надо.
  - Как «далеко»? Табеля раздадут – и гуляй, Вася! - он засмеялся. – Просись у бабушки.
  - Посмотрим.
  - У тебя тройки будут?
  - Не знаю.
  - У меня одна, по русскому. Наталья вмазала. Что ты все «не знаю» да «не знаю»? Кто знает, Пушкин?
  - Угу.
  «Весело ему», - с неожиданной завистью подумала Тоська.
  - А чего ты по телефону сказала «та-а-кое»? Голос у тебя был – зашибись!
  - А! – Тося вспомнила бабушкиных крокодилов, улыбнулась. – Потом расскажу.
  - Все скрытничаешь. Это тебя Самохина научила?
  - Ничего не научила. Я не скрытничаю. Пожалуйста, рассказываю секрет: завтра мы идем… в поход. Пойдешь с нами?
  - Куда это? – заинтересовался новенький с иголочки Строев, проехав спиной по гимнастическому бревну. К джемперу тотчас прилипли иголки и всякая грязь.
  - В лес. В шестом будет новый предмет – краеведение, слышал?
  - Слышал. Ну и что? Там куча новых предметов – химия, физика. Краеведение – так себе, незначительный.
  - Сам ты незначительный. Зато интересный. Мы… решили подготовиться. Изучить, типа, местность, достопримечательности разные, поселения… в лесу.
  - Какие поселения?! – удивился Строев. – Вы снежного человека ищете?
  - Снежные у нас не водятся, - отмахнулась Тоська. – Ты… про финские хутора слыхал?
  - А! Так бы и говорила. Какие же это «поселения»? Там, наверное, сто лет никто не живет.
  - Вот мы и проверим, - она наклонилась к нему и сузила глаза – совсем как Верка Самохина, - живет, или не живет.
  Димка задумался.
  «Вдруг откажется?!» Тося нетерпеливо поёрзала.
  - Козел! Куда бьешь? – заорал один из футболистов.
  - Самохина не согласится.
  - Прямо-таки! Я скажу – и согласится!
  «Схитрила, схитрила! - пропело у неё в животе. – Не сказала, что  сговорились!»
  - А бабушка?
  - Бабушке… не скажем, - она вскочила на бревно и сделала несколько шатких шагов. – Иначе не пустит.
  «Ага! – заверещало там же. – Вруша-груша-поскакуша!»
  «Вот зараза, еще и всклад!» – разозлилась она на того, кто хулиганил внутри. Встрепенулась: и ко мне привязалось!? Я – как бабушка? Наморщила лоб: ну-ка! Стихи не сочинялись. В голове вертелась одна «вруша-поскакуша»…
  - Так это вы на поселения ходили, когда она тебя разыскивала?! – догадался Строев. – Вчера?
  - Ага. Ну, идешь, нет?
  На Димкином лице читались сомнения.
  - Если бы с тобой…. А так Самохина начнет подкалывать.
  - Не начнет! Ты боишься, что ли?
  - Чего это я боюсь? – он отряхнул брюки и джемпер. Тоська смахнула с его спины соринки. – Во сколько выходим?
  - В одиннадцать. Экипировка соответствующая.
  - Понятно.
  - Встречаемся на автобусной остановке.
  - Вообще-то здорово вы придумали. Только…
  - Чего?
  - Не верится мне, что Самохиной интересно какое-то краеведение с  хуторами. Нужны они ей были.
  - Почему это?
  - Да ей ничего не интересно, - он тоже запрыгнул на бревно и к Тоськиному удивлению сделал «мостик». Очки сползли на кончик носа.
  - Как это «ничего»? Так не бывает.
  - Бывает. Я вон – фотографирую. У тебя – кактусы, а у неё – что?
  «Кубышка»! - заурчало там же. Или это от киселя?
  Она и кактусы забросила!
  - Ну, знаешь! Может, у неё тоже что-то есть, только она не говорит!
  Строев пожал плечами.
  - Тося! – позвала с балкона бабушка. – Домой.
  - Завтра в одиннадцать!
  - Я помню, - Димка поправил очки.

  - Вот и умница. И я спокойна, и тебе хорошо – воздухом подышала. И на глазах.
  - Угу, - она метнулась в туалет.
  - Ты куда?
  - Туда! Все твой кисель, бабушка!
  - Не выдумывай. Кисель, как кисель, я всегда такой варю. Вы, часом,  не травы какой вчера наелись? – Елена Павловна встревожилась.
  - Нет.
  - Слава богу. А то придумали глупость: в темноте медуницу искать. Травницы нашлись. По бабы Зининым стопам. Выходи, Леопольд, краситься будем!
  «Тарам-тарам-тарам-пам-пам!» - пропела бабушка, да так тонко, приятно, как никогда. Тоська ахнула: еще и певица!
  - Записала чего-нибудь? – вытерла руки желтым полотенцем с подсолнухами.
  - Н-нет, - растерялась Елена Павловна. – Как ты ушла, ни строчки не придумалось.
  - А ну-ка со мной.
  - Сочинять?!
  - Конечно. Я записывать буду. Давай, - Тоська придвинула тетрадку, одиноко лежавшую в сторонке.
  - Господи, так сразу, - озадачилась бабушка.
  - По стишку в день. Тетрадку заполним, отберем самые лучшие – и в редакцию. Давай.
  - Ой…
  - Сосредоточься.
  - Кто мохнатый, вороватый…
  - Хы.
  - …колбасу под лавку спрятал. Мама блинчики пекла…
  - Все стащил он со стола! – выкрикнула Тоська и вытаращила глаза: перекинулось! Заразное!
  - Может быть, у нас не кот? Может, тигр у нас… живет?
  Они переглянулись.
  - Вот это да.
  - Заморочила ты меня! – вышла из оцепенения бабушка. – В моем возрасте вредно волноваться! Марш в ванную!

  Отвар луковой шелухи оказался темным, как крепко заваренный чай. Антонина заартачилась, испугавшись, что волосы станут черными, но бабушка успокоила: «Стой смирно, не станут». Втирали отвар старой зубной щеткой, порыжевшей от хны. Тося опять засомневалась: не получится ли башка рыжей? Все-таки на щетке остались крупинки. «Да господи!» - взмолилась Елена Павловна, и она отстала. «Теперь репейным маслом!» – заявила бабушка и вылила на мокрую голову четверть флакона. Завязала полиэтиленовой пленкой, замотала платком, сказала: «Держи два часа. Потом смоем».
  Тося вздохнула, закуталась в старый халат и поплелась к кактусам.
  Коралловидная опунция зажила, выдала сбоку два новеньких «полипа», размером с булавочную головку. Гребенчатая шишечка, похожая на голову Винни-Пуха, дала корешки, лоффора растолстела на теплом весеннем солнце, как… Маринка Крылова, «ёжики» подросли.  
  - Хорошие мои, запылились все, - она потащила ящики в ванную. Раз в месяц Тоська устраивала им «банный день».
  - Дай помогу.
  - Вот уж нет, бабуля. Спасибо. Я сама.
  - Сама – у сома, - хмыкнула бабушка.
  Тося дернулась: записать?!
  - Это пословица, - засмеялась Елена Павловна и запела своё «тарам».
  «Вот дает!»
  - Купай кактусы, да смываться будем. Надо до маминого прихода успеть.

  Спустя час, они сидели на кухне, пили чай и гадали, какими будут Тоськины волосы, когда высохнут?
  - Как буду… рыжая.
  Бабушка закусила губу:
  - Не будешь, - уверенности в её голосе не было. – Утро покажет, - она махнула рукой.
  - Откуда ты их столько знаешь?
  - Кого?
  - Пословиц с поговорками?
  - А! Из деревни. Я в ней росла. Всё из деревни, Тосенька. Я тебе потом расскажу.
  Бабушка задумалась, посмотрела в окно. В открытую форточку врывались соловьиные трели. На Батарейной горе шумела сбросившая цвет черемуха, волновались березы.
  - Ветер поднялся. Ложись спать.
  - Маму дождусь.
  - Она сегодня поздно придет, ложись.
  Утро «показало».
  Волосы стали не просто рыжими, а темно-рыжими, как медная проволока с отливом. Тоська посмотрела на себя в ванной – и разревелась. Плакала – тихо, поскуливая: на диване спала уставшая после смены в «24-х часах» мама, и её ни в коем случае нельзя было будить. «Ты чего? – зашипела на неё бабушка. – Раза два вымоешь, и они посветлеют. А как ты хотела? Чтоб без издержек?» «Ничего без этих противных издержек!», - всхлипнула Тоська. «За все приходится платить», - развела руками Елена Павловна.
  За завтраком, дуясь и с подозрением поглядывая на рыжие пряди, Антонина объявила, что идет гулять со Строевым. После «разбора полетов» мама все-таки распорядилась: «Чтоб я больше не слышала об этой девочке. И брюки отдай». Брюки Тоська «отстояла», а с «девочкой» поклялась не дружить. Поэтому про Верку она промолчала.
  «Вруша-груша!» - сразу булькнуло в животе.
  «Не от киселя», - опечалилась она.
  - Это другое дело, - миролюбиво согласилась бабушка. – Далеко все же не уходите.
  - Ага.
  Она прокралась в комнату, достала «маленькую фею», сиреневую линию, накрасила тени, нанесла немного румян на скулы и подмазала блеском губы. Глаза трогать не стала. Они в поход, а не на бал. Тут её осенило: надо же предупредить Самохину, что она увлекается краеведением и прогулками к финским хуторам!
  - Я сказала Строеву, что ты краевед, - прошептала она в трубку.
  - Кто я?
  - Краевед. Мы обе обожаем краеведение, поняла?
  - Ага. А чего ты шепотом?
  - Мама спит, - она нажала на рычаг.
  - Кому это ты? – высунулась из комнаты бабушка. – Ой, да раскрасилась вся!  
  - Димке, - врать так, врать. Но как же противно! Какие неприятные эти «издержки»! Скользкие, как червяки.
  - Хм. Вот он удивится. Ты не переборщила?
  - Бабушка! Я одни тени!
  - А щеки? В зеркало посмотри – ты же, как матрешка!
  - Вы дадите поспать? – пробормотала мама и положила на ухо подушку – думочку, которую Тося вышивала, когда была в третьем классе. Она умела вышивать крестиком. Это было «докактусное» увлечение. До «крестика» она рисовала кукол с одеждой.
  - Пока, бабуль!
  Спускаясь по лестнице, все же вытерла щеки. Кем-кем, а матрёшкой быть не хотелось. Хотелось - красавицей! Такой, как девочка в платье с маками, как Вера Самохина, её мама…
  Строев прогуливался у машин, нетерпеливо поглядывая на Тоськин подъезд и новенькие электронные часики, подаренные ко дню рождения. Экипирован он был на зависть заядлому туристу: в колючий самосвязанный свитер, ветровку, старые джинсы, заправленные в резиновые сапоги, и защитную бейсболку. В руках у него был небольшой рюкзачок, с которым он два раза в неделю – по вторникам и пятницам –  ходил в железнодорожный бассейн.
  «Зачем это? – удивилась Тося. – Мы же к обеду вернемся».
  - Привет!
  - Здра-а-вствуй, - протянул опешивший Строев, отступив от неожиданности на край тротуара.
  - Чего удивительного? – взъелась она. - Мы с бабушкой волосы укрепляли. Немного не рассчитали, подумаешь!
  - А! – все еще с опаской произнес Димка, разглядывая её, как новогоднюю ёлку. -  Непривычно как-то.
  «Плохо! – у Тоськи ёкнуло сердце. – Мне не идет! Все плохо».
  - Ну и что? Два раза вымою, и они станут, как были.
  - Мне и так нравится, - Строев поправил очки.
  - Правда?
  - Ну.
  - Всем привет! Игначева, обалдеть! - вся воздушная, нарядная, в розовой курточке с кармашками, Самохина помахала им рукой. – Здорово. А у меня – смотри, - Она пошевелила пальцами. Белый перламутр засиял на ноготках промытым жемчугом. – Мама отдала. Сказала, загустел. Я туда жидкости для снятия лака влила – и, пожалуйста.
  Димка поскучнел.

  Воскресенье – время сонное. Особенно по утрам.
  На улицах было немноголюдно. Бодрые тётеньки с дяденьками спешили от молочных бочек домой. «Безлошадные» дачники с обвязанной бечевками рассадой тащились к автобусным остановкам, а молодые бабушки дремали на лавочках, покачивая спящих малышей. Денек был теплый, но обманчивый. Порывы влажного морского ветра, набегавшие с залива, пронизывали до лопаток, поднимали с асфальта песок и швыряли им в лица. Рассудительный Строев шел сам по себе: «Пусть болтают, мне-то что?» Самохина наклонилась к Тоське, шепнула сквозь зубы:
  - Какой я краевед?
  - Обыкновенный. Старыми зданиями… интересуешься.
  - А! Что ты ему сказала?
  - Ничего. Что краеведы мы. Финский хутор хотим посмотреть.
  - Смотри, не проболтайся!
  - Да ну!
  - Строев, догоняй, чего плетешься?
  - Наш автобус в одиннадцать ноль семь, - он ускорил шаг.
  - Ёлки! Можем не успеть!
  Они побежали к шоссе, которое, несмотря на выходной, дрожало от потока большегрузных машин, и замерли на остановке. Воскресный автобус запаздывал. Верка покачала головой: время дорого! Дядька-охотник говорил, до хутора три километра! Новенький, раскрашенный по бокам броской рекламой «Икарус», показался из-за поворота неожиданно. Он был похож на призывника-новобранца: дергал и рвал с места так, что пассажиры хватались за поручни.
  - Где ваш хутор? – к ужасу Тоськи и удивлению Самохиной Строев вытащил из «бассейного» рюкзачка… огромную автомобильную карту!
  - Ого!
  - А вы без карты ходите? Тоже мне краеведы, - Димка хмыкнул, показывая преимущество в предпоходной подготовке.
  - Мы это… только думали.
  - Индюк тоже думал. Тут?
  - Не задирайся. Тоже мне командир. Командую парадом я, а раз ты с картой, будешь начальником штаба. Поверни, не видно!
  «А я? – Антонина надула губы. – Кем я буду?»
  - А Тося, кем?
  - Она рядовым бойцом, - засмеялась Самохина. – Не видно ничего, трясет.
  - Ладно, на местности развернем.
  - Я буду санитаркой.
  - Этого нам не нужно, - строго сказала Верка. – Только ЧП нам не хватало.
  Хорошо, что в воскресное утро в городе было мало машин. Если бы их было много, придурочный автобус непременно зацепил кого-нибудь разрисованным боком – его мотало из стороны в сторону. Дяденька в шляпе вынужден был сказать водителю: «Молодой человек, осторожнее!» Тот включил в ответ английскую музыку. Так с «англичанами» они и домчали до пустынной остановки.
  Вышли. Ветер усилился. Тоська с завистью посмотрела на предусмотрительного Строева: «Молодец, Димка!» Её сиреневый свитерок с бусинками продувало насквозь. Вера сунула нос под скамейку, шепнула ей: «Пусто», - имея в виду тележку Зои Толмачевой, и они побежали под гору. Песчаная дорожка нырнула сначала в ольшаник, из которого в прошлый раз вышел охотник в тельняшке, потом в тенистую березовую рощу. Ей не было конца.
  - Разворачиваем карту, - Строев присел на обочину. – Вы уверены, что хутор там?
  Он кивнул на березняк.
  - Абсолютно, - отчеканила Самохина, оттеснив Антонину плечом. Та с удивлением заметила, что Верка волнуется. – Мелкая?
  - Нет, хороший масштаб.
  - Что-то не пойму ничего. А, вижу! Вот Гвардейский…
  - …а вот – дорога.
  Командир и начальник штаба склонились над картой.
  Тоська решила половить стрекоз. Ей нравились эти нежные лупоглазые красотки с прозрачными крылышками. Но день был ветреный, и насекомые попрятались. Лишь растревоженный непогодой шмель покружил возле неё и спрятался в придорожном клевере.
  - Игначева, чего отлыниваешь? Гляди тут что.
  - Ну?
  - Она за рощей разветвляется.
  - Кто?
  - Не кто, а что. Дорога.
  - Одна тропинка сворачивает к озеру – вот, - Димка показал сорванным прутиком, как разветвляется дорога. – А вторая… ведет в болото.
  - И никаких строений ни там, ни тут не отмечено!
  - Что предпримем? – начштаба поправил очки.
  Тоська задумалась:
  - Нам – к озеру.
  - Почему?
  - Дядька с ружьем…
  - Какой? – удивился Димка, а Вера показала Антонине кулак.
  - Неважно. Его мы видели, когда… в разведку ходили. Он сказал: «Хутор там, кажется». А сам был с собакой, которую натаскивал на уток. Значит, шел из болота! От развилки до озера три километра?
  - Нда. Похоже, что около трех.
  - Он и говорил, «километрах в трех».
  - Решено! Идем к озеру, - Самохина откинула волосы. – Без пяти двенадцать. Вперед. Будешь заместителем по разведке, - распорядилась она, сощурившись на Тоську. – Логично мыслишь, между прочим.
  Что тут «мыслить»? Антонина пожала плечами, однако «назначение» ей понравилось. А здорово быть краеведами! Вот только бы «просто так»! Разыскивать в лесах заброшенные избушки, хутора, фундаменты замков с заборами, старинные усадьбы, узнавать их историю. Нет, правда: не было бы «кубышки», к которой они тянули руки, было классно!
  До развилки добежали за семь минут. За березовой рощей тянулся чахлый сосновый лес вперемешку с кустарником, и лишь когда дорога резко забрала вверх и влево, он превратился в густой и дремучий. Раскидистые корабельные сосны смахивали на шишкинские. Широкие ветви шли параллельно земле. Трёх медведей не доставало!
  - Черники-то, мама моя! – ахнула Тоська.
  - Какая высокая!
  Нежный светло-зеленый черничник тянулся, насколько хватало глаз.
  Лес поглотил их совсем.
  - Мы не заблудимся? – зло спросила Самохина. – Комарья – тучи. Тьфу.
  - Нет! - начштаба тряхнул картой. – Во-он там озеро. Метрах в… трёхстах.
  - За фига нам озеро? Нам хутор нужен! – она неосторожно повернулась и – хрясь! – провалилась в неглубокую ямку. – Уй! Нога!..
  - Вывихнула?! – они кинулись к Самохиной.
  - Кажется…

  Нога…
  Тоська нахмурилась. Тётенька в берете и – нога. Чья нога?
  «Нога» была определенно к месту!
  Да мамина же!..

  - Тося, помоги, - Димка потянул командира из ямы.
  - Как ты?
  Вера ощупала щиколотку:
  - Фу, нормально. Просто подвернула.
  - Покрути, не больно?
  - Вроде, нет.
  - Вроде – в огороде, - проворчала Тоська. Бабушкины присказки определенно «перекинулись»! – Надо наступить.
  Самохина попробовала:
  - Наступается…
  - Идти сможешь?
  - Смогу, - она сделала пару шагов. – Ой. Отдает…
  - Сейчас палку вырежу, - Строев вынул из кармашка складной нож.
  «Во, подготовился! Молодец!», - Антонина улыбнулась.
  - Палку…. Вот ещё! Чего, Игначева, лыбишься?
  - Да так. Димка, гляжу, карту взял, ножик…
  - Компас ещё, - Строев засмеялся.
  - Крутой вообще…. Ой.
  - Возьми! - он все-таки вырезал палку. - Потом выбросишь. Выйдем на дорогу, и выбросишь. А то по лесу – мало ли? Вдруг… змеи?
  - Или клещи, - Верка затянула капюшон модной курточки. – Терпеть не могу.
  Они двинулись дальше. Димка пошел впереди.
  - Вер! – тихо позвала Тоська.
  - Чего еще?
  - Я вспомнила, где видела тётеньку в берете!
  - Ты её видела?! – расширила ледяные глаза командирша. – Видела и молчала?!
  - Я сомневалась, её или… не её. Сейчас только вспомнила, когда ты закричала: «Нога!»  В прошлом году, когда мама сломала ногу, она на ласточкиных «уступах» поскользнулась…
  - Неважно – дальше!
  - В общем, она сначала дома лежала – в гипсе, а потом стала на процедуры ходить. Так – в поликлинике видела! Понимаешь? Я однажды маму провожала, а там – эта тётенька!
  Самохина задумалась:
  - Не совсем. Что это нам дает? Ну, тётка какая-то. Сломала ногу или вывихнула…
  - Не сломала она! Она массажистка, процедурная сестра, сечешь?
  Начштаба махнул им рукой:
  - Девчонки, озеро! Красивое – обалдеть!

  Дорога упиралась в пляж. Светлый сухой песок тянулся вдоль чистого берега, Вода была синяя, почти голубая. Посреди озера виднелся крохотный островок с молодыми сосенками. Несколько гранитных валунов, привычных для выборгского пейзажа, торчали из воды, разрывая песчаную пляжную полосу надвое.
  - Как в дюнах, - проявил осведомленность Строев.
  - Где это? – разочарованно спросила Самохина, шаря глазами в поисках хутора.
  - На Куршской косе.
  - Что за коса такая? – пробормотала она и поковыляла вдоль берега.  
  - Там янтарь, - прошептала Антонина, сраженная красотой тихого озера, веселого островка, нагретого песка и гранита. Вымытые до блеска камни сверкали слюдяными искрами.
  - Где же этот хутор? – нервно поинтересовалась Самохина.
  - Хутора обычно в лесу.
  - Или в степи, - негромко отозвалась Тося. – Я книжку читала: «Хуторок в степи», - называется.
  Шумели сосны. К берегу ластилась вода. Незнакомые черноголовые птицы с белыми грудками безбоязненно ходили по пляжу, выискивая букашек. Димка выдвинулся вперед. Обогнул камни.
  - Здесь следы!
  Они встрепенулись и побежали на зов. Вернее, побежала одна Антонина. Верка пошла, прихрамывая и опираясь на выструганную Строевым палку.
  - Игначева! – позвала она.
  Тося обернулась.
  - Тихо, поняла? Будь осторожна. Нам нельзя высовываться!
  Следы были узкие. Не так, чтобы длинные, но и не маленькие.
  Все сошлись, что женские.
  - Тридцать восьмой размер, - определила Тося: они смахивали на бабушкины, когда та надевала резиновые сапоги.
  Предполагаемая женщина толкала впереди себя тележку или тачку: две борозды от колес шли параллельно. Самохина мигнула заму по разведке:
  - Тачка из-под лавки. Это Черная Зоя.
  - Или тётка в берете, - шепнула Антонина.
  - Одна из двух, ясно.
  Следы шли вдоль берега, сворачивали на широкую, усыпанную шишками тропу, поднимавшуюся в горку, и там терялись. Оттуда, с горки, шло какое-то шевеление, и даже слышались голоса.
  - Замерли все! - скомандовала Верка.
  Они спрятались за деревья. Димка, который не видел причины прятаться, довольно громко предложил:
  - Я разведаю?
  - Тихо ты! - шикнула на него Самохина.
  Он засмеялся:
  - Чего «тихо»? Может, там нет никого? Просто ветер?
  - Иди, давай, - показала глазами Верка.
  Они прислонились к сосне. «Конспираторши!» - усмехнулся Строев и, похлопывая сложенной картой по боку, двинулся вверх по тропинке.
  Тоське стало страшно.
  Ей всегда казалось, что обнаруженная ими кубышка будет зарыта в какой-то тайной пещере, под кустом или деревом. Они придут, возьмут из неё немного и – уйдут. Как в сказке – отопьют из волшебного кувшинчика, поклонятся в пояс, скажут: «Спасибо, люди добрые!» - и до свиданья. Она и в мыслях не предполагала, что им придется столкнуться с хозяевами! Неужели они вынуждены будут красться, выжидать, шарить по полкам, копаться в чужих постелях?!
  - Он нам мешает! Третий – лишний. Мы должны осматривать дом вдвоем.
  - Может, там нет никакого дома? - убитым голосом предположила Антонина. Как ей хотелось, чтоб не было! «Заигралась, заигралась!» - проснулся в животе злорадный голос.
  - Есть! – запыхался Димка. – Здоровский! На терем похож. Фундамент из вон таких камней, - он показал на валуны. – Настоящий финский хутор! С постройками…

Продолжение