Школа игры в счастливый брак
Эпизод второй
Предыдущий эпизод
- И что он?
- А он, - я задумчиво скребу один ноготь другим, словно забыла, выдерживаю паузу и продолжаю:
- А он говорит мне: - «Как, уже? Так рано»?
И смотрит на часы. Договоренность была на два, а сейчас двенадцать сорок пять.
- И что потом?
- Потом они долго разговаривали, разговор крутился вокруг Франка, снова Эйнар сожалел, что не купил старый «Линкольн» Франка, всего-то 300 000 пробега и восемьдесят тысяч крон - не цена за такую машину.
- А зачем Эйнару эта длиннющая махина? У вас же нет ни дома, ни гаража, ее и ставить опасно на общей стоянке - заденут зад, там такая теснота.
- Не знаю, Эйнару, скорее всего, эти рассуждения были нужны и самоуничижение, а, вот, для чего?
Мой собеседник нетерпеливо смотрит на часы: время всегда было для него самой большой ценностью после денег, качает головой, спрашивает:
- И что потом?
Я пожимаю плечами:
- Ну, а потом, ловушка, то, что называется: мы получили предложение, от которого не смогли отказаться. Но не потому, что оно - выгодное, а потому, что очень трудно сказать в глаза человеку:
- Да, пошел ты, не хотим мы, у нас планы другие, и мы слышали все это, минимум, пять раз.
Это, знаешь, трудно, хамить в глаза. Как бы ты вежливо не ответил, но отказ, это – всегда – хамство.
- Ну…. это не так.
Мой собеседник замер, смотрит в сторону.
Во мне просыпается упрямство, хочется настоять:
- Так.
Он как-то странно дернулся:
- Ладно, пусть будет так, и что потом?
- А потом… Потом Франк ушел, а мы почувствовали себя в дураках. Речь шла всего-то о домашнем концерте, на который нас пригласил Франк. Он - старый знакомец Эйнара, лет 20-30 знакомы.
Это для юности 20 или 30- большая разница, а после пятидесяти, что двадцать, что тридцать, как два и три - несущественная разница для периода знакомства. Главное слово - давно. Давно знакомы.
И все эти годы – домашние концерты, несколько раз в год, сценарий один и тот же – вино, разлитое в бокалы, на столе, на серебряном подносе. Приторная улыбка жены Франка, обслуживающей гостей. И он сам - вальяжный раскрепощенный талантливый пианист- лектор. И слушателей - около пятидесяти, все элитная публика, вокруг рояля. Они сидят на стульях, креслах - нарядные, надушенные, дамы - в прическах.
Дом Франка и его жены, Ивы - чудесный, холодный, правда, очень. Пахнет подвальной сыростью, как входишь.
Но – с атмосферой и стилем: подсвеченные шкафы с коллекцией фарфоровых фигурок, другие шкафы, со старинными книгами, в темных бархатных или кожаных, с застежками, переплетах.
Потолки беленые, с черными балками, поперек - такой намек на тоску по «пейзанскому Провансу». Простеганные кожаные кресла, низкие столики, инкрустированные выложенными яшмой и янтарем картами мира. Свечи в больших стеклянных колпаках, поставленных на высокие канделябры. Старые, выгоревшие от времени и вытертые от бесчисленных ног натуральные ковры, по которым ходят, не разуваясь.
И – музыка, музыка весь вечер, хозяин- Франк за роялем, он же рассказчик. И рассказы все знатные - Франк играет в музее Шопена на его рояле. Восторг публики. Легкий экскурс в подробности несчастливой жизни Шопена. Франк играет в музее Гайдна на его рояле. Восторг публики. Легкий экскурс в длинную, плодовитую на музыку, жизнь Гайдна.
Франк – там, Франк- тут.
Менялись дни и сезоны, пробегали годы. Но это оставалось неизменным: приглашения Франка на домашние концерты, его искусная игра популярных, всеми любимых музыкальных вещей, и рассказы, тонкие, полные юмора и застенчивости. Рассказы о широкой известности Франка, его ангажированности и популярности.
- Ну, зачем же вы соглашались, если так противно?
- Не знаю, не могу понять. Это какая-то странная привязанность у Эйнара. Словно он смотрит на Франка и видит свою жизнь, которую мог бы прожить.
- И в этот раз было тО же?
- Много хуже.
- Расскажи.
- Сейчас, покурю и кофе закажу.
Мой собеседник нетерпеливо ждет, постукивая по столешнице красивыми, с маникюром, ногтями, я отмечаю про себя, что привычка следить за ногтями у него осталась. Он всегда ухаживал за собой, аккуратность у него в крови, от родителей. И, кроме того, сам себе делал маникюр, что меня смешило первые годы, а потом стало не до этого.
- Ну, покурила? Попила? Рассказывай.
- Концерт был длинный и скучноватый. Я, вообще, не люблю сольное классическое пение, романсы - они должны быть очень мелодичны, чтобы душа плакала, тогда я могу слушать. На остальное - нет интереса. Тем более, все уже слышалось много раз до этого.
Хотя певица в этот вечер была в ударе - она непрестанно шутила, кокетничала и с Франком, и с нами, она четыре раза меняла туалеты, обыгрывала каждый номер, как отдельную сценку, становясь, то уличной цветочницей, то русской девушкой, тоскующей по любимому, то просящей отцовской милости японкой. Голос певицы был звонок и чист, самые высокие ноты она не тянула, но умело их брала, и умело закрывала звук дыханием. Чувствовалась традиционная школа и собственное трудолюбие. Она пела много русских романсов - сколько лет не проживи на чужбине, родная культура, как кровь, менять сложно и больно.
Франк и Рита, певица, были возбуждены, и причину объяснили сами: у них приглашения на два концерта - один на Кипре, другой - в Италии. На Кипр Рита уезжала прямо через несколько часов, а в Италии они с Франком встречались через неделю. Эти приглашения означали не только какой-то заработок, но еще и неизведанные возможности. Год для пианиста и певицы начинался удачно.
Продолжение: Третий эпизод, последний