Сказка для Андерсена
Часть четвертая
Начало
Всю ночь она плакала. Гладила матушкин медальон, раскрывала его, целовала: «Мою светлоглазую голубку тоже звали Софией! Какое странное совпадение! Мамочка, зачем оставила меня? Не пожалела, не побаюкала? Вот и батюшка ушел, одна я мыкаюсь по белу свету, нет у меня ни угла, ни пристанища!»
Толстая мышь печалилась вместе с ней: «Ах, моя госпо-ожа! Моя госпо-ожа!» Звенели сверчки, стучал за окном водовоз Чапек.
Светало, пора было вставать.
- Что-то глаза у вас красные? – фрау Шульц сидела во главе утреннего стола. Рядом жался бессловесный егерь, уже одетый в тёмно-зеленый мундир с блестящими пуговицами, а чуть поодаль - притихшие девочки. Катрина зевала и клевала носом. Томаш прислуживал, поднося то кофе, то ячменную кашу, то кнедлики из сырой картошки. – Шили?
Марта потупилась.
- Плакали?! Хорошенькое дело! Что скажут соседи – фрау Диц и пани Павликова, когда узнают, что новая гувернантка Шульцев рыдает по ночам? – она посмотрела на егеря.
Тот вздохнул:
- Сирота. Родителей вспомнила, вот и... так ведь, деточка?
Марта всхлипнула, низко опустив голову.
- Ну, будет-будет! – скомандовала фрау Шульц. - Ты не на улице под забором, а в приличной семье. Скоро Рождество. На Рождество я делаю слугам подарки. Шуба твоя никуда не годится, вот я шубу тебе и подарю. Я три года её носила, она, как новая, - пресекла она немое возмущение мужа. - Эва, не стучи ложкой! Дай-ка свой медальон, так твою матушку и не разглядела.
Любимый образ плавно перекочевал в цепкие руки егерши. Она поднесла его к свету.
- Кого-то мне напоминает, не помню, кого. Что скажешь, Гонза?
- Добрая работа, - Шульц повертел для начала медальон, рассмотрел застежку с камешком. – И камень не простой…
- Разве? – встрепенулась супруга. – Я думала слюдяная крошка из Яблонецких гор, из которой ремесленник Сливончик мастерит бусы для служанок!
- Это бриллиант, Елена, - егерь раскрыл медальон, схватился за сердце, а прокашлявшись, тихо спросил. – Как звали матушку, Марта?
- Софьей…
Поднос с медным кофейником, молочником и чашками выпал из рук несчастного Томаша и испортил скатерть.
- Весело начинается день! – рассвирепела егерша. – Убытки за убытками! Тебя давно пора выгнать со службы, Томаш!
Малышка Катрина заплакала, Эва и Ева засопели, уткнув носы в пустые тарелки.
- Уймись, Елена! Пока я здесь… хозяин, - толстячок выпрямил спину. – Подойди, Томаш. Это она?
- Она. И медальон… Я узнал его.
- Кто «она», в конце концов?!
Шульц побарабанил пальцами по столу.
- Вот что, Марта, дети, Томаш и ты, Елена. Обо всем, что здесь случилось, - молчок!
- Да что случилось?!
- В девять начинается княжеская охота, - Гонза проигнорировал вопрос супруги и повернулся к дворецкому. – На ней будут князь, король, министры, советники - словом, весь двор. После охоты господа сядут ужинать, затем раздвинут ломберные столы, и начнется игра. Я переговорю с аптекарем Бендзиком, как княжеский лекарь, он непременно будет на ужине. Бендзик в курсе, ты знаешь. Он подскажет, как быть….
- Будьте осторожны, господин.
- Да, Томаш. Проводи меня, Елена, - серьёзный, как никогда, егерь надел фуражку с помпоном, оглядел детей и вышел из столовой.
- Скажи на милость, какие тайны! В чем дело, Гонза?
- Накинь шаль, дорогая, простудишься.
В сенях гуляли сквозняки. Шульц присел на краешек кресла у зеркала.
- Помнишь, я рассказывал тебе об истории, приключившейся с молодым юношей, который вышел из пансиона Франца Петерсена и устроился писарем в канцелярию князя Ракоши?
- Ну? Это было до нашей свадьбы, Гонза. А что было до свадьбы, я помню плохо.
Егерь поморщился.
- Вот сколько раз просил: не понукай! Юношу звали Гансом-Христианом. Он был… странным молодым человеком. Представляешь, его совсем не интересовали охота и лошади! Он был обыкновенной внешности: высок, немного носат, неловок…
- Таких пол-Думцеля! – вставила Елена.
- …но был изрядным поэтом и сказочником, - задумчиво произнес Гонза. - Он устраивал в замке такие кукольные представления, что на них съезжались гости из самой Праги, Бремена и даже из далекого Копенгагена! Поговаривали, он оттуда родом. Чего не знаю, того не скажу. Неудивительно, что парень приглянулся... молодой княгине. Ничего такого, о чем судачат кумушки в базарный день, между ними не было. Сказочник был не от мира сего, а княгиня… Она была романтической женщиной. Любила петь, танцевать. В неё был влюблён весь Думцель! Её звали Софьей, Елена.
- Позволь, но...
- Да-да. На портрете Марты голубоглазая Софи, жена князя Ракоши. Князь заподозрил её в измене, запер в башне Смерти. Посадил на хлеб и на воду, в то время как она ждала второго ребенка. Ту самую Марту, которая плачет теперь в соседней комнате…
- Как, Гонза?! Значит, она…
- Марта Ракоши. Обманом и подкупом Томаш выдернул бедную девочку из лап княжеских надсмотрщиков, но сам пострадал – покалечил руку. А медальон Софья спрятала у неё на груди. Вот и вся история.
Фрау Елена ухватилась за портьеру.
- Гонза, наши дети! Что с ними сделают, если узнают, что дочь князя Ракоши взята в наш дом гувернанткой?! Что с нами будет, Гонза? Тебя выгонят со службы, и мы пойдем побираться по миру. Нет, зачем я говорю: «Побираться»?! Нас запрут в башне Смерти! – фрау Елена зарыдала, её красивое когда-то лицо исказилось гримасой страха.
- Возьми себя в руки. Никто ничего не узнает, если ты не проболтаешься. Обо всем, что случилось семнадцать лет назад, знают четверо: я, аптекарь Бендзик, лесник Карл, которому мы переправили мальчика...
- Мальчика?! Какого еще мальчика?! – завизжала егерша.
- Старшего сына Софии. Не кричи, ты напугаешь детей. Знает и наш Томаш, его жена служила камеристкой княгини – бедная, она приняла на себя самый страшный удар, но он будет молчать, как скала. Всё, я пошел, - егерь нацепил шинель, взял двустволку, ягдташ, сумку для дичи и серебряный рог, на зов которого сбегались все окрестные олени. – И не вздумай выставить Марту за дверь! Помни, она княжеская дочь.
Егерь сел в сани, поданные заспанным Петером, и велел править к замку. Хотел сосредоточиться на важной для него охоте, на которую приехал сам король, но мысли разбегались. Что делать? Оставить всё, как есть? Но Марта молода и неопытна, если она захочет встретиться с отцом, дело может кончиться плохо.
Князь Ракоши совсем сошел с ума. С тех пор, как похоронили Софию, прошло много лет, но он по-прежнему ненавидит её и детей, и слышать не хочет об их поиске и новом расследовании. Он кровожаден и с радостью поверил, что дети утонули в колодце башни Смерти вместе с несчастной Гретхен, женой бедного Томаша.
Сани свернули с набережной, промчались мимо ратуши и наряженной к празднику гостиницы «Элефант», из которой когда-то доверенные Ракоши выкинули ни в чем не повинного сказочника и выдворили его за пределы княжества. Князь был вне себя, и если бы не детская дружба Ганса-Христиана с молодым королем, он непременно подослал бы к нему убийц.
Крутая Каменная гора нависала над городом, угрожая обрушить на него свои мрачные гранитные глыбы. Без единого куста или деревца, она казалась суровой и неприступной. Высокий белый замок был похож на жилище ворона. А ведь когда-то в годы жизни прекрасной Софии он утопал в зелени! По стенам вились виноград и алый шиповник. В парке звенели детские голоса, в овальных павильонах – музыка, а по озеру скользили прогулочные лодки с пёстро одетыми гребцами.
- Эгей! – обогнали Гонзу вестовые.
Следом за ними промчались кареты, груженные шатрами и снедью – это передовой отряд челяди выдвинулся к месту охоты. За каретами потянулись охотники с кожаными сумками, ружьями. Заржали кони, залаяли гончие, загомонили над снежными просторами вороны в ожидании легкой поживы.
- Ату-ату! Вперед! - за княжеский замок, за Каменную гору! В густой пышный лес, полный дичи: тетеревов, куропаток, кабанов, ловких лисиц, косуль и благородных оленей!
Минута – и Шульца закружила круговерть служебных обязанностей, поклонов. Он раздавал указания помощникам, ссорился с трубачами, посыльными, расставлял загонщиков. Сам же нет-нет да ловил глазами старого аптекаря Бендзика, но убедившись, что искать его среди охотников бесполезно, решил дождаться праздничного ужина в замке.
В доме Шульцев между тем росло беспокойство. Обезумевшая от страха Елена металась по комнатам, раздавая и тут же отменяя указания. Томаш и Хельга сбились с ног. Распорядок дня рухнул вместе с размеренной жизнью. Притихшие девочки сидели в детской, боясь пикнуть. Увы, ни они, ни даже сама Марта так до конца и не поняли, что же произошло?
- Давайте вырезать снежинки, - тихо предложила она, и Ева с Эвой тотчас взялись за ножницы, а малышка Катрина – за бумагу.
Никто не пел, не смеялся. За окнами по-прежнему падал снег, откуда-то издалека доносились звуки охотничьих труб да редкие выстрелы. Марта думала о матушке, добром пасторе, и в голове у неё не укладывалось, что злой князь Ракоши, запретивший детям гулять у ёлки, ее отец. Она решила ободрить девочек. В конце концов, они ни в чем не виноваты. Это она вторглась в их мир и нарушила семейное спокойствие.
- Для чего ежам иголки? – Марта улыбнулась сестричкам. - Чтобы их не съели?..
- Волки! – выпалила Эва.
- А теперь такой вопрос: «Есть ли у медведя – нос?»
- Есть!!
Катрина развеселилась, захлопала в ладоши, и только Ева продолжала с опаской поглядывать на Марту, понимая, что что-то изменилось и изменилось – навсегда.
- Дети, - фрау Шульц стала на пороге приведением. Она собрала волю в кулак, но оставалась бледна, как обморочная барышня. – Думаю, нам надо отпустить… пани Марту к себе… в комнату. Она плохо спала, ей надо отдохнуть.
- Что вы! Я ничуть не устала, - Марта поклонилась хозяйке, и та побледнела, как смерть. – Мы вырезаем снежинки, и я загадываю девочкам загадки.
Пока выясняли, отправляться ли ей в гувернантскую, пробили большие каминные часы, и добрый Томаш возвестил, что пришло время обеда. Меню за общей суматохой было самым простым: гороховый суп, телятина да пшенная каша, приправленная топлёным маслом.
После еды все разошлись по комнатам. В столовой осталась лишь фрау Шульц. Схватив вязание, она уселась за кофейный столик и принялась разматывать нитки, вздрагивая от каждого шороха и ожидая с минуты на минуту приезда княжеской полиции.
- Всё будет хорошо, - шепнул выходившей из дверей Марте Томаш. – Не волнуйтесь.
Но время шло, как снег зимой, а Гонза не возвращался. Домочадцы подбегали к окнам посмотреть, не подъехал ли егерь? Не прислал ли с запиской Петера или другого гонца? У крыльца было пусто, только юркие воробьи прыгали на снегу, выхватывая друг друга крошки. Трубы давно оттрубили – охота закончилась, в замке гремело веселье и, судя по обилию фейерверков, кажется, подходило к концу, а Гонзы всё не было.
Марта откинула полог, прилегла на кровать: «Я подвергаю девочек опасности! Петер может проговориться! Наверняка он слышал разговор Гонзы с Еленой и догадался, о чём речь».
Да-да! Лучшее, что она может сделать, это тихо собраться – и уйти. Добраться до милой Эльзы, передохнуть денёк-другой, увидеться с братом и уехать из княжества навсегда! Может, и Ганс отправится вместе с ней. Ведь они теперь – брат с сестрой! Марта начала судорожно складывать вещи. Засунула в узелок склянку с мазью от простуд, гребешок, кусок душистого мыла, чинёные чулки, подаренное фрау Еленой платье – присела на дорожку…
- Госпо-ожа…. Не спешите, госпо-ожа, - запричитала в углу серая мышь – сегодня на ней была не кружевная юбочка, а целый нарядный костюм, украшенный розовыми камешками. – Мы колду-уем! Колду-уем! Мы гото-овимся, госпожа!
- Наколдуй мне добрую дорогу, мышка, - вздохнула Марта и взялась за узелок.
Тут из норки выползли мышата в черных фраках, за ними - папа-мышь тоже во фраке, но брусничного цвета - и запищали:
- Мы колду-уем, госпо-ожа!
Марта открыла рот, чтобы сказать: «Добрые вы мыши, но глупые. Что тут наколдуешь?» - но тут главный колокол собора Святого Мартина на Каменной горе тяжело забасил:
- Бомм-бомм!
Следом загудели колокола на башнях костёлов Святой Анны, Святых Патрика и Доминика. Город очнулся, запылал огнями. От Каменной горы и замка князя Ракоши во все стороны полетели вестовые, посыльные, курьеры. Задрожала под копытами земля. Захлопали окна, двери: «Что случилось?!» - закричали друг другу соседи.
- Трик-трак, трик-трак! С головы слетел колпак! – мыши закружились в хороводе. У Марты потемнело в глазах. – Князь теперь на небе гость! В горле князя – рыбья кость!
- Князь теперь на небе гость! В горле князя – рыбья кость! – влетела в комнату подсматривавшая в замочную скважину Эва.
- Тлик-тлак! – притопала следом крошка Катрина.
- Папа приехал! С ним лекарь Бендзик! Князь подавился рыбьей костью – и умер! – поспешила выпалить главные новости Ева. И точно опрокинулась на бегу. – Ой.… Я не подумала, простите…
Марта ухватилась за полог. Опустилась на пол рядом с печуркой Томаша, заплакала: злой князь Ракоши был её отцом. Как она может радоваться его смерти?
- Не плачь, девочка. Он теперь на Небесах, Бог ему судья – перед Ним он ответчик, - присел рядом добрый Томаш, на его глазах были слёзы. – Столько лет прошло, столько лет!.. Моя милая Гретхен…
- Папа, не надо, - обняла его Хельга, погладила по искалеченной руке.
- Всё миновало! Всё позади! - неловко утешали столпившихся в гувернантской Гонза с Бендзиком.
Лицо малышки Катрины вдруг просияло.
Она подбежала к Марте, схватила за руку, завопила:
- Завтра поведёшь нас к ратуше! Там огоньки и лёлечка! Во-от такая!
- Катрина, как можно?! – всплеснула руками присоединившая к домочадцам фрау Шульц и оттащила девочку от молодой княжны. С приездом мужа егерша немного оправилась, но выглядела по-прежнему скверно. – Пани Марта теперь госпожа!
Гонза с Бендзиком переглянулись и покачали головами.
- Что вы, фрау Елена! – Марта вытерла слёзы, поцеловала малышку. – Конечно, поведу, и ты споёшь там песенку про рыбок…
- Прохладно здесь, - егерша повела плечами. – Томаш, затопите печь. Вы извините, - повернулась она Марте с любезной улыбкой, - Нерадивый работник. Ему приказали, а он – забыл.
- Вот что, Елена, - не выдержал Гонза.
- Фуй! Да тут мыши!
- Трик-трак! – Серая мышь подпрыгнула, сделала книксен, розовые камешки блеснули. – Мы ухо-одим, госпожа-а…
- Д-до свидания, – заикаясь, простонала Фрау Шульц и упала в расторопные руки подоспевшего мужа.
***
Конец