| РАЗДЕЛ
"СОВРЕМЕННАЯ ПРОЗА" В
ЖЕНСКОМ
ЖУРНАЛЕ "WWWoman" - http://newwoman.ru
10 мая 2006 года ЕЛЕНА ШЕРМАН (ЛЬВОВ, УКРАИНА)
PARTY
НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ
Ох уж эти гости, холеные, хорошо и неброско одетые дамы и джентльмены, с хорошими манерами и хорошей осанкой, ни разу в жизни не спускавшиеся в метро и никогда не знавшие проблем с деньгами. В их присутствии Оксана ощущала себя школьницей, сдающей экзамен. Этого чувства не было, когда она общалась с продавцами в магазинах, с парикмахершей, с парнями на заправке, с официантами в ресторане и множеством других людей; но стоило ей оказаться в «кругу» Джона, как внутри все сжималось. О нет, она нисколько не опасалась грубого слова или язвительного замечания: не та публика; но ведь женщине достаточно взгляда, чтобы понять, что о ней думают на самом деле. Слава Богу, что Джон, хотя и является в некотором роде центром этого круга, все же не такой. Он не потомственный богач, он начинал с нуля, и потому, наверно, она так хорошо понимают друг друга. К большому облегчению Оксаны, первая часть вечеринки прошла без сучка и задоринки: гости отдали должное и столу, и музыке, и хозяйке. Затем наступил тот переломный момент, когда первоначальное оживление спадает, слаженный хор распадается: часть гостей сбилась в группки, часть разбрелась по саду. Стараясь удержать на лице неизменную улыбку, Оксана испытующе осматривалась по сторонам: так полководец осматривает поле битвы, прикидывая, каким флангам нужно подкрепление. Но все было в порядке, и Оксана почти успокоилась: если не произойдет какого-нибудь досадного сюрприза (а с чего бы ему произойти?), то можно сказать, что битву она выиграла. Значит, можно уделить пять минут себе: забежать в дом, поправить макияж и прическу и, пардон, зайти в туалет. Огромный дом был пуст; только на террасе, выходящей к океану, виднелась стройная фигура в светлом платье, которое в сумерках казалось белым: Келли, дочь Джона. Услышав звук ее шагов, Келли оглянулась, улыбнулась Оксане, и та почувствовала себя обязанной подойти. – Сбежали от всех? – подмигнула Оксана, встав рядом. – А где Пейтон? Пейтон звали четырехлетнюю дочь Келли. – Играет с мальчишками, – ответила Келли, – под присмотром тети Эмми. Оксана с завистью взглянула на свою собеседницу. Зависть, смешанная с восхищением, родилась с первой же встречи и никак не хотела трансформироваться в другое чувство. Келли было тридцать пять, Оксане – тридцать восемь, но, глядя на этих женщин, невозможно было предположить, что разница в возрасте между ними столь незначительна. Природа щедро одарила Келли, а жизнь не спешила отнимать эти дары. Точеные черты лица, мраморно-белая кожа без единой морщины, изящная фигура восемнадцатилетней девочки, густые темно-русые волосы. Правда, Оксана знала, что нос Келли подправлен пластическим хирургом, но какое это имело значение? Зависть вызывала не только внешность падчерицы. Оксана завидовала ее спокойной самоуверенности, ее отношению к жизни; завидовала ее прошлому, долгим годам сверхблагополучной жизни, оставившим на Келли свой отпечаток – или, точнее, знак качества. Можно накупить втридорога в бутиках тряпок из последней коллекции, можно сесть за руль спортивного автомобиля за сто тысяч, можно влезть в элитный клуб, можно объездить пол-Европы – но невозможно приобрести этот отпечаток потомственного богатства, как невозможно стереть с лица и души память об очередях, поездках в набитых автобусах, мытье посуды ледяной водой, штопке колгот, пересчитывании жалких копеек, оставшихся до зарплаты, криках начальницы, рытье в секонд-хендовских тряпках, унижениях и неудачах. Даже среди сливок общества Келли выделяется – как и она, Оксана. Только выделяются они по-разному. Джон развелся с матерью Келли одиннадцать лет назад. Оксана так и не узнала причину; впрочем, ее это особенно не интересовало. Как-то Джон обмолвился, что в последние годы его первый брак превратился в формальность. Они никогда не говорили с Келли на эту тему; но, судя по неизменно корректному поведению падчерицы, она ничего не имела против второго брака отца. Опасения Оксаны были напрасны: ее с самого начала приняли с такой доброжелательностью, какую только можно было ожидать от столь сдержанной светской дамы. Мачеха и падчерица общались вполне непринужденно, и потому Оксана позволила себе легкую жалобу: – Я так устала за эти дни… Хорошо, что через час-другой все закончится. Келли понимающе улыбнулась, и Оксана продолжала: – По-моему, вечеринка удалась, не так ли? – Да, – подтвердила Келли, – вечеринка удалась. – Но только я знаю, скольких трудов мне это стоило. Тут Оксана подумала, что, пожалуй, чуток переборщила с жалобами, и хотела, закончив короткую беседу какой-нибудь дружелюбной репликой, пройти в дом, но тут Келли, доселе реагировавшая, казалось, из вежливости, неожиданно подхватила тему: – Вы на самом деле не очень хорошо выглядите сегодня, Оксана. Вы действительно переутомились. – Да? – огорчилась Оксана. Одно дело самой знать, другое – услышать из чужих уст. – Что ж, по крайней мере, я не напрасно старалась. – Нет… – покачала головой Келли. – Напрасно. Вам стоило поручить организацию вечеринки профессионалам. Впрочем, это не мое дело, простите. Разумнее всего было поставить на этом точку в диалоге, но Оксана, что называется, завелась: – Я вас не понимаю, Келли. Вы сами признаете, что вечеринка удалась, почему же я трудилась напрасно? – Вы уверены, что хотите поговорить об этом? – Да! – Вы старались напрасно, потому что не достигли главной цели. Вы подготовили праздник, чтобы ощутить себя подлинной хозяйкой дома, не так ли? Но это иллюзия, Оксана. Вы не хозяйка дома, вы всего лишь жена, которую выписали по почте. И останетесь ею до самого конца. Оксане показалось, что она ослышалась: в таком чудовищном противоречии находились слова Келли с прекрасным спокойным лицом падчерицы, с этим чудесным вечером, с легким ветерком, приносившим влажное дыхание океана. – Я не хотела говорить об этом, но вы сами настояли. Постарайтесь не обижаться, а понять: вам никогда не стать полноправным членом нашего круга, что бы вы не делали. Никто не будет относиться серьезно к 38-летней женщине, вышедшей замуж за 70-летнего мужчину из прагматичных соображений. – Что вы говорите? – выдавила из себя Оксана. Она хотела закричать, но вместо крика получился шепот. – Правду. Потому вам не стоит напрягаться и что-то доказывать себе и окружающим. Просто расслабьтесь и получайте удовольствие. Оксана взглянула в большие серые глаза Келли, ожидая увидеть там ненависть, злобу, отвращение – но там не было ничего, кроме обычной спокойной доброжелательности. Неужели Келли не имела целью уязвить или оскорбить ее? – Зачем? Зачем вы говорите это? – пролепетала Оксана. – Чтобы вы знали правду. Всегда лучше знать, чем не знать. Правду? Это ж кем надо быть, чтобы говорить такую правду в глаза человеку в разгар подготовленного им праздника? Да еще в годовщину свадьбы? Оксана почувствовала, как слезы подступают к глазам. – Вы хотите оскорбить меня, Келли. Зачем? Что я вам сделала? – Оскорбить вас? – удивилась Келли. – Разве я сказала что-то обидное? Наоборот, я очень хорошо отношусь к вам и считаю, что моему отцу повезло. – Я вышла замуж за вашего отца не ради денег! – Оксана, дорогая, давайте оставим эту тему. Вы помните, в чем вы прилетели в Америку, и я это помню, так что не будем отрицать очевидное. Но я не считаю себя вправе вмешиваться в личную жизнь отца. – Боитесь, что придется делиться наследством, да? – Каким наследством, дорогая? Согласно подписанному вами брачному контракту вы не получите ни цента в случае развода. По завещанию вам достанутся 25 тысяч. Вы не знали об этом? Но если вы не рассчитывали на деньги отца, это не должно быть для вас неприятным сюрпризом, особенно после получения главного приза – американского гражданства. Так Оксану давно никто не унижал, и она, вместо того, чтобы найти в ответ колючие и правдивые слова, убежала в дом, захлебываясь слезами. У нее еще хватило самообладания, кое-как приведя себя в порядок в ванной, вернуться к гостям и дотянуть с ними до конца вечеринки, но все происходящее было как в тумане. Нанесенный удар был так силен и, главное, так непонятен, что она общалась с гостями едва ли не на автопилоте, механически произнося заготовленные фразы и не вдумываясь в их смысл. К счастью, пытка длилась не дольше полутора часов. Келли уехала одной из первых, под тем предлогом, что малышке Пейтон давно пора спать. Когда она подошла к Джону и Оксане, чтобы попрощаться, Оксана внутренне сжалась, точно ожидая нового удара. Но Келли спрятала коготки, и сахарным голосом пожелала отцу и мачехе спокойной ночи. Когда последний гость покинул дом, было без четверти двенадцать. – Мы засиделись сегодня, детка, – подмигнул ей Джон, строго соблюдавший режим: в десять – отбой, в полседьмого – подъем и пробежка. – Но раз в полгода можно позволить себе такое безумство. Спасибо тебе, honey. Ты прекрасно все организовала. Это была одна из лучших party в моей жизни. Оксана повторяла себе, что лучше начать разговор завтра, на свежую и, главное, остывшую голову, но когда Джон в спальне спросил заботливым голосом, не слишком ли она переутомилась («Ты что-то неважно выглядишь, honey»), она не выдержала. Так бывает в детстве, когда обиженный ребенок крепится и сдерживает слезы перед враждебными или равнодушными людьми, но первое же ласковое слово пробивает стену выдержки и через образовавшуюся брешь мгновенно изливаются все эмоции. – Джон, – шмыгнула носом Оксана, – Келли обидела меня. Джон искренне удивился. – О чем ты, honey? – Она сказала, что меня никогда не будут считать своей… что я всего лишь невеста по почте… Что все думают, будто я вышла замуж ради денег… Голубые глаза Джона раскрывались все шире, будто он увидел невесть какую диковину. Отчасти это было так, потому что Оксана впервые плакала при муже со дня их свадьбы. – Джон, мне так больно… Это так несправедливо… Недоумение на лице Джона сменилось улыбкой: – Ты, наверно, плохо поняла ее, honey! Келли не могла тебя обидеть! Келли тебя очень любит! Твой английский еще несовершенен, и потому ты неправильно поняла то, что Келли хотела тебе сказать. Он говорил с ней как с маленькой девочкой – или, точнее, как с идиоткой. – Я не ошиблась, Джон! Я очень хорошо поняла Келли. – Нет, honey, ты ошиблась. Не плачь, у тебя нет никаких причин плакать! Давай я обниму и поцелую тебя, и все будет хорошо. Ты устала сегодня, ты много работала в предыдущие дни, и потому немного потеряла над собой контроль. Ты отдохнешь, и завтра все будет ОК. – Джон, – Оксана делала отчаянные попытки достучаться до мужа, – не говори так со мной, я не маленькая девочка! Келли действительно обидела меня! Я понимаю, что она твоя дочь, но это не дает ей право так со мной обращаться! – Конечно, honey, никто не имеет права обижать тебя. Но Келли не делала этого. Келли любит тебя, детка. Она сама говорила мне об этом. Келли – твой хороший друг. Никогда. Ей никогда не удастся до него достучаться. Оксана поняла это внезапно, и открытие потрясло ее еще сильнее, чем разговор с Келли. Нет таких слов, которые заставят Джона озаботиться ее душевными переживаниями и тратить на нее нервные клетки. Такие затраты нерентабельны. Он не станет вникать в ситуацию, потому что ему это не нужно: вникать – значит, действовать, значит, начинать разговор с дочерью, а ради кого, собственно, ввязываться в семейные дрязги? Ради «детки», ради осчастливленной американской жизнью живой игрушки? Игрушку заводят ради удовольствия, а не ради новых проблем. Более того, у игрушки не может быть проблем по определению. – Да, Джон, ты прав. Наверно, я плохо поняла Келли. Джон уснул почти сразу, но Оксана не сомкнула глаз до утра. Впервые она увидела то, что считала самой большой удачей в своей жизни, в совершенно другом свете. Келли совершенно права: всерьез в этом доме и в этом городе принимала себя только она одна. Для всех прочих, начиная с ее муженька, она не более чем забава, приложение к интерьеру. Точно так же воспитанные люди относились бы к редкому заморскому животному. Домашнему питомцу. И самое обидное, что те люди, ради которых она так старалась, даже гадостей не говорили о ней, возвращаясь домой. Они вообще ничего о ней не говорили, потому что она не существует как самостоятельный объект. Она – приложение к Джону. «А что же ты хотела?» – пробовала уговаривать Оксана саму себя. «Ты вошла в чужой мир человеком со стороны, и надеялась, что все будет гладко? Все было гладко, потому что ты на многое закрывала глаза. Джона не интересовали твои рассказы о родных, но тебе достаточно было, что он дает деньги для пересылки им. Он не вникал в твои рассуждения, не интересовался твоими впечатлениями – но ты радовалась его учтивости и добродушию. Он не впустил тебя в свой мир, и до сих пор почти ничего не знаешь о его фирмах, о его бизнесе, но ты приняла это как должное». Все было так, но уговоры не помогали. Оксану буквально жгла внезапно открывшаяся унизительность ее положения. Джон, даже если бы захотел вникнуть, ни за что не понял бы ее. Откуда такая гордость у той, кто, по его мнению, продался ради сытной пищи? А ведь он и впрямь так считает. Оттого и записал такую малость в завещании. Для нищенки и это деньги. Оксана ревела в подушку, ее буквально трясло, а человек, лежащий рядом, тихо похрапывал и видел сладки й сон. И даже когда она вскочила и побежала в ванную, он не шелохнулся, не изменил положения. Любой мезальянс – это самообман, и чем сильнее разница, тем больше самообмана. Золушка навсегда осталась маленькой служанкой: Фея смогла наделить ее новым платьем, но не новой душой и не новой родословной. И придворная дама, внешне покорно склонявшаяся перед новой Принцессой, смотрела с пренебрежением ей в спину. Келли права: стараться не стоит. И все же вместе с этими горькими мыслями душу Оксаны жгло желание доказать «всем», что они ошибаются. Сделать что-то, чтобы в ней, наконец, увидели человека. Что? Поступить в университет? Пойти работать? Или… Уехать! Да, уехать! Швырнуть им в лицо их гражданство и их ухмылки. Такого никто из них не ожидает, тем сильнее будет шок. Завтра же, точнее, уже сегодня утром за завтраком сообщить Джону о своем решении. Оксана буквально увидела эту сцену, увидела добродушное лицо Джона, разрумянившееся от чашки крепкого чая. «Джон, я должна сказать тебе нечто важное». «Да, дорогая». «Я ухожу от тебя. Мы разводимся». «Ха, ха, какая неудачная шутка!» «Это не шутка, Джон. Я возвращаюсь в Россию». Глаза Джона расширяются, он только что не открывает от изумления рот: «Но что случилось, дорогая?» «Ничего, милый. Просто я поняла, чем я являюсь для тебя. Я не игрушка, Джон, и не дикарка из страны третьего мира. У меня тоже есть чувства и гордость. Тебе не приходило это в голову, нет? Ты так твердо уверен в том, что осчастливил меня, что не потрудился заглянуть мне в глаза. А напрасно. Ты ничего во мне не понял, ничего. Да, я у себя на родине я жила на 150 долларов в месяц, но я вышла за тебя замуж не потому, что мне было нечего есть. Я отказалась от налаженной жизни, от родного языка и друзей ради семьи. Я искала не деньги и не гражданство, Джон, мне всего лишь был нужен надежный мужчина, который сумеет понять меня и никогда не предаст. И когда мы познакомились, я решила, что нашла такого мужчину в твоем лице. Мне очень жаль, что я ошиблась. Очень, очень жаль». Взвинченная до предела мысленным монологом, Оксана кинулась в свою комнату, вытащила из шкафа-купе чемодан (хорошо, что не выбросила) и принялась лихорадочно собирать вещи. Счастье, что чета слуг-филиппинцев спала в другом крыле дома: они были бы весьма удивлены, увидев хозяйку в полпятого утра за таким занятием. Но нервная вспышка энергии не могла длиться долго, и вскоре Оксана совсем обессилела. У нее закружилась голова, и она сочла за лучшее, засунув полусобранный чемодан в шкаф, вернуться в кровать, к так и не пробудившемуся мужу. «Ничего, утром скажу все», – думала она, закрывая глаза – и искренне веря в это. Когда Джон проснулся, Оксана крепко спала: усталость, наконец, преодолела возбуждение. Проснулась она лишь к полудню. Изабелла, симпатичная смешливая филиппинка, как всегда прикатила на стеклянном столике легкий завтрак: кофе, сыр, ветчину, блинчики с ореховым маслом, и напомнила, что на сегодня у Оксаны запланированы массажист и педикюрша. – В саду уже убрали, мэм. Вялая Оксана пила кофе и вспоминала вчерашнее. Боль чувствовалась, но уже не так остро. Порыв прошел, взамен эмоций пришла трезвость. Произнести с выражением заранее разученный монолог несложно, да и уехать не проблема. Конечно, Джон удивится, начнет уговаривать, Келли, узнав, недоуменно приподнимет красивую бровь – но долго вокруг нее плясать никто не станет, и брошенный муж не побежит за самолетом по взлетной полосе. А дальше-то что? Снова в двухкомнатную хрущевку на пять человек? Снова поиск работы в небольшом городке, где на любую работу берут родных и приятелей? Пьяная ругань соседей за стенкой? А как обрадуются подруги и знакомые! Особенно возликуют те, кто умирал от зависти, узнав о ее свадьбе. Никто не поверит, что она бросила мужа. Решат – потешились и выставили дурочку вон. «Здесь не рай, так и там не сахар, – вдруг подумала новая, хладнокровная Оксана. – А завещание можно и переписать. Да и далеко еще Джону до смерти, он бугай здоровый, фермерских кровей». Желание хлопнуть дверью и уйти с гордо поднятой головой исчезло. От душевного дискомфорта можно избавиться и не прибегая к мелодраматическим сценам. Да и кто, собственно, портит ей настроение? Джон ровен и улыбчив, как созданная для общения машина. Если не углубляться в душевные бездны, с ним можно отлично ужиться – ведь уживалась она до вчерашней сцены! А вот Келли… Что ж, с аристократической дочуркой можно свести общение к минимуму. Да и отношение к ней стоит пересмотреть. Похоже, она, Оксана, идеализировала совершенно заурядную дамочку. Истинная леди не позволила бы себе подобной выходки. В сущности, в чем состоят достоинства Келли? В том, что она родилась в семье богачей, да в умении смолчать с умным видом, когда надо. Об уме ее красноречиво свидетельствует тот факт, что при таких стартовых условиях «золотая девочка» не сумела даже закончить университет! А что до внешности, то Келли, если всмотреться, не так уж хороша. Кадык выпирает, кисти рук чересчур большие. Ее бы в условия прежней жизни Оксаны хотя бы на год – и посмотрим, что от нее останется. Но, скорее всего, смотреть будет не на что. И вообще, пора отвыкать от преувеличенного мнения о других людях. Все мы одним миром мазаны, и Джон с его тягой к молоденьким (что ж не женился на хорошо сохранившейся американской ровеснице?), и Келли с ее высокомерием ограниченной бездельницы, и Оксана с ее смесью романтики и цинизма – все, все стоят друг друга. Никто не вправе читать ей мораль и судить ее. И если окружающие плевать хотели на нее – она будет вежливо, с улыбкой, мысленно плевать на них. И отстаивать свои интересы. И самоутверждаться, как сможет. Потянувшись по-кошачьи, Оксана улыбнулась сама себе и набрала номер оставшейся в родном городе подруги: – Привет, Катька. Что, только пришла с ночного дежурства? А я только встала. У нас час дня. Прислуга принесла кофе, лежу, балдею. Но долго говорить не смогу – в два придет педикюрша. Вчера отмечали годовщину свадьбы. Была куча гостей. Два сенатора, губернатор штата, техасский миллиардер… Нет, голливудских звезд не было. Джон не любит голливудских звезд. Автор: ЕЛЕНА
ШЕРМАН, г. Львов (Украина)
Персональная страница Елены Шерман: http://ellena.sitecity.ru Написать отзыв автору: ellena_2004@rambler.ru Отклики присылайте на адрес редакции, они будут опубликованы в разделе "Ваши письма" Опубликовано в женском журнале "WWWoman" - http://newwoman.ru 10 МАЯ 2006 года СОВРЕМЕННАЯ
ПРОЗА
ДАЛЕЕ:
Статьи:
Проза, рассказы:
Письма Елены Шерман в Женский клуб: Елена Шерман. "ПОРТРЕТ КИБЕРВУМЕН, ИЛИ МИФ О ЖЕНЩИНЕ В СЕТИ" (в двух частях), опубликованной в "Русском журнале": Часть первая http://www.russ.ru/netcult/20030820_sher.html Часть вторая http://www.russ.ru/netcult/20030902_sher.html Елена Шерман. СТАТЬЯ "ЖЕНСКИЙ ИНТЕРНЕТ" |
ГОТОВЫ ЛИ ВЫ ЖИТЬ В НИДЕРЛАНДАХ? ТЕСТ
................................... |
