Когда Дина в очередной раз закричала, мама просто упала и больше не шевелилась. Она лежала на полу в своих джинсовых шортах и синей домашней кофте. Светлые волосы расплескались по плечам. Глаза были закрыты.

До отъезда матери оставалась неделя. Одна неделя. Но Дине казалось – её предали. Она кричала на мать – это она, её мать была так сильна и уверена в себе, это она всегда давала ей, Дине – руку. Всегда в любой момент была готова поддержать. Но когда Дина узнала, что та в очередной раз выходит замуж, но теперь уже за границу, её разобрала досада.

Как смеет? А как же я? Кто проверит перед сном – закрыта ли дверь в квартире? Кто включит утром фильтр, что бы был чай? Кто оплатит квартплату?

   Какого чёрта? Дина была настолько зла на мать, что кричала теперь по любому поводу.
-  Где мой тоник?
- Почему сломалась лампочка, и неделю нет света в коридоре?
  Ей и в голову не приходило, что тоник она сама забыла на столе на кухне, а лампочку можно легко ввернуть самой, купив её в магазине за углом.

  Теперь мама была рядом, на полу, и можно было кричать и говорить ей что угодно. Её веки закрылись, и с ними исчез весь её мир. Её бесконечные друзья и несшитые половички. Её танцы. Всё исчезло.

Наступила тишина.

   Можно было спать до двенадцати. Можно было не заправлять кровать. Можно было общаться с глуповатым сыном соседа. И не переживать, что мама будет вести разговор потом с ней, с Диной.
Можно было делать всё, что угодно.

Потому, что сердце мамы остановилось.

Теперь она никогда не будет критиковать свою дочь.

За окном пел соловей.
Наступала ночь.

Дина села в кресло и вдруг поняла, что осталась одна.