Ольга Маховская. Для любви нет границ, но границы есть у государств

Это даже не история, это вам биография. Потому что события в жизни этой женщины развивались с оглушительной скоростью, а мне пришлось быть свидетелем и консультантов только в нескольких переломных точках это бешеной траектории. Бывают же женщины такого масштаба и неистовства!

Ее звали Алена, по-украински, а она была украинкой, как и я сама, Оленка, точно так, как называется мой любимый шоколад, кстати очень популярный и в Украине. Есть такая особая порода девушек в центральной части Украины – высокие, ногастые, грудастые и большеглазые. Писаные красавицы. А еще если волосы распустят, как русалки, и посмотрят на вас ясными голубыми очами, ну, тогда вы точно пропали, и вам все равно будет, умна такая девушка или не очень, скромна она или бесстыжа. Я заметила, что мужчины могут потерять голову на всю жизнь, повстречав такую красотку. К чему только эти споры о преимуществе мужского интеллекта, если его так легко можно потерять, ну прямо в считанные доли секунды? Вы увидите, что ни воспитание, ни национальные особенности, ни расовые различия не приводят мужчин к серьезным достижениям в вопросах восприятия и понимания женской красоты. Все одинаково равны перед красивой женщиной. Одинаково обречены. Красивая женщина – это всегда национальное достояние.

Первым пал к ногам Алены ее муж Савва. Ей едва только исполнилось 17 лет, как уже пришлось выдавать замуж. А родилась она в селе, то есть в самой что ни на есть глухой провинции, откуда не выбраться, только если пешком идти до перекрестка километров десять не меньше, или какая попутная подберет. Уход от строгого отца под кров к молодому и несдержанному в страстях супругу, был, наверное, первым шагом на пути к женской эмансипации Алены. Прожили они с мужем три года, и Алена заскучала. Что ж ей теперь, при такой красоте, и куковать в селе пожизненно. И она стала трясти и будоражить своего супруга: «Надо же что-то менять! Что ж это дети в селе будут расти? Зачем мне такое счастье?!» Он, ее, правда что, пару раз побил, но получил сдачи, и вынужден был согласиться. Действительно, двоих сынов родили, нужно их в люди выводить, а что им делать в селе? Перестройка в разгаре, все куда-то на заработки едут.

А тут как раз полсела собралось в Америку. Американцы по знаменитому закону Джексона-Веника стали принимать пачками религиозных беженцев, в которые автоматически попадали наши образованные евреи-безбожники и украинские баптисты, адвентисты седьмого дня и пятидесятники. Причем, приглашали семьями, а в селе – все родня!

Решили ехать прямо в Америку. И поехали, оказавшись аж на самом западном побережье – в Портланде. Тихо, красиво, рядом океан, пособие такое, что на него в Украине год можно жить и не париться. Алена расцвела пуще прежнего, дети порозовели, Савва научился водить автомобиль и стал работать таксистом. А по выходным все собирались в молельном доме, песни украинские попеть. Вырядятся женщины в блестящие, платья из люрекса, ходят павами, смеются, целуются друг с другом. Не заскучаешь.

И все было бы хорошо, если бы на этом западном побережье не было Силиконовой Долины и Майкрософта, а вот только украинские переселенцы и социальные службы, распределяющие фудстемпы, продуктовые карточки.

Программисты и компьютеры – это вотчина дьявола, правильно говорил пастор в воскресных проповедях. Детям не разрешали и подходить к этим машинам, а если кто-то из американской школы наведывался, чтобы пригласить детей в школы с компьютерными классами, или если, упаси господь, решали наградить какую-нибудь одаренную девочку компьютером, на детей накладывали самые строгие запреты, вплоть до того, что три дня из дома не выходить, молиться.

Но в том-то и дело, что тут же, на слабо пока заселенном западе Америки сосредоточилось огромное количество умных, успешных, и, представьте, одиноких мужчин-программистов. Денег много, а приличной женщины нет – вот судьба трудового мигранта. Понаехало их со всего света – китайцы, индусы, англичане, русские, немцы.

И влюбился в Алену один француз.
Алена, надо сказать, была девушка со вкусом, как и многие девушки, выросшие в благодати и на лоне природы. Все, что она умела делать, так это фигурные свечки, но уж больно красивые, лепные, настоящие скульптуры. Вот их-то она и продавала падким на экзотику местным жителям во время воскресных распродаж. Как показал опыт, красивой женщине, может, ничего в жизни и не надо, как только свечку вовремя и со вкусом слепить. Там ее и присмотрел красавец и умница Морис, сбежавший из Парижу от своих знаменитых родителей и сумасшедшей подружки, чтобы разобраться с собой и денег немного заработать. Я заметила, что, когда молодой человек хочет выдать протестную реакцию, то уж непременно американцы бегут в Париж, во Францию, чтобы насолить своим соотечественникам, а французы - в Америку. Это побочные следствия давней неприязни и противостояния между новым и старым светом.
А как бы вы себя почувствовали, если бы вы жили-жили в селе, а тут сам Париж в гости к вам?
Молодые люди потянусь друг к другу не на шутку. Свечки в исполнении Алены стали все больше напоминать свадебные – все в амурах, цветах и сердечках. Говорили они между собой по-английски, но разве влюбленным нужен язык? В общем, без слов стало понятно, что Савве сейчас будет не до бизнеса.
Как раз в это время мы и повидались с Аленой в первый раз. Я как раз проводила исследования по психологии новых, постсоветских эмигрантов и была практически единственным действующим психологом на всем западном побережье. Конечно, мы быстро нашли общий язык с украинской девушкой. И первый ее вопрос был:
- Скажите, нужно ли мне разводиться с Саввой?
Обозначал он на самом деле другое:
- Как именно нужно развестись с Саввой, проще говоря, отделаться от него, чтобы не было лишнего шума и неприятностей?
Готовность вырваться из брака с давно надоевшим мужем, предел мечтания которого – водить разбитое такси в Портланде, расширяла ее зрачки до предела.
- А дети?
- А что дети? Разве Морис нас не прокормит? Еще лучше, чем Савва. Нам много не надо.
- А Морис видел детей?
- Конечно, видел, я же их с собой все время вожу, куда их девать?
Дети, которых я повстречала потом на одном из эмигрантских праздников, были совершенными ангелочками. Два блондинчика, погодки Саня и Ваня, с большими голубыми, как у мамы, глазами, простодушные и открытые. Как их было не полюбить? И не увезти во Францию.
Я вручила Алене список телефонов женских правозащитных организаций, в которые она могла обратиться в случае каких-либо осложнений, заверив, что они не дадут Савве руки распускать, и позволят укрыться вместе с детьми на пару недель. Но я не могла не предупредить ее о том, что схватка будет жестокой. И американский суд вполне, при определенной сноровке адвоката, может начинать суд по отнятию детей у матери. Любой криминальный выпад с ее стороны будет ослаблять ее позиции.
То, что Алена услышала, так это: все женщины мира на ее стороне. Суд она, по наивности, не приняла в расчет, потому что ее советский опыт показывал, что дети никому, кроме матери, не нужны.
Началась борьба. К несчастью, за время совместного проживания в Америке, супруги скопили некоторый капитал, Савва уже собирался покупать машину, а Алена хотела получить хотя бы со всех сторон справедливую половину, чтобы не чувствовать себя обузой и бесприданницей. Беда только в том, что деньги скапливались на счете Саввы, и он, первым делом, категорически поставил вопрос о своем авто:
- А как же машина? Я пропаду без машины.
Если бы он сказал что-то вроде: «Алена, останься, я не смогу жить без детей и тебя!”, - она и сама могла бы расчувствоваться и отдать ему его машинку, ей богу, как дитя малое. Но он уперся. И она завелась:
- Как, тебе только твои цацки и нужны?! Ты никогда не думал про детей! Ты до сих пор не выучил трех слов по-английски. И ты еще хочешь пустить нас с детьми по свету?
Они дрались страшно, сковородками, вазочками, били друг друга бейсбольными битами, но в полицию не звонили. Позвонить в полицию означало сжечь мосты и навсегда лишить себя возможности нормального общения с бывшим супругом. Драться дерись, но сор из избы у нас выносить не принято.
Алена позвонила, когда дело зашло уже далеко, и Савва не просто клялся, что удушит ее и детей, но демонстрировал реальную готовность осуществить свои угрозы.
Полиция приехала, арестовала Савву, женские организации помогли начать бракоразводный процесс.
Француз Морис не мог продолжать галантно отсиживаться. У него не выдержали нервы, и он, обнаружив Алену, изрядно вымотанную и побитую в результате последних попыток договориться с мужем по-хорошему, приехал в полицию, чтобы объявить, что он берет на себя все проблемы этой женщины, что он во всем виноват, и это ему должны были набить морду.
Вообще я иногда диву даюсь, куда смотрят родители и знаменитые французские психоаналитики: у мужчины такие комплексы вины и склонность к мазохизму. Нашел способ подлечиться.
Алена тоже его очень ругала.
- Ну, как можно было не понимать, что теперь я не просто жертва насилия, а самая натуральная б..., да еще с французскими штучками? Где он взялся на мою голову? Хотела немного денег оторвать, деткам пригодилось бы.
(Мужчины всего мира, прежде чем бросаться на помощь и защиту гордой славянке, поинтересуйтесь, хочет ли она этой помощи? И простит ли она вам ваш энтузиазм?)
Но это - между прочим. Потому что, конечно, Алене пришлось переехать с детьми в квартиру к Морису, и вопрос об очередном замужестве был, кажется, решен.
Но не та страна Америка, чтобы в ней французу хорошо жилось, и вы еще не знаете наших мужчин, которые жизнь положат на то, чтобы вернуть себе то, что им когда-то приглянулось.
Савва, выйдя из карцера под клятвенное обещание больше не трогать свою жену и пальцем, стал ломать свою не очень дремучую голову над сценариями мести. Сам ли он догадался, или кто-то ему подсказал, но уже через две недели он объявил, что хочет развестись немедленно, потому что и сам решил жениться.
Его избранницей стала старая феминистка Клэр, то есть американка преклонных годов, у которой к ее сорока пяти годам не было ни детей, ни мужа, а только членство в международных женских организациях. Американское гражданство, разница в возрасте с женой – все оказалось на стороне Саввы. А это означало, что любой адвокат был бы просто счастлив начать процесс -
а) по выдворению непутевой иммигрантки с территории демократического государства;
б) по отнятию детей в пользу полноценной американской пары, у которой достаточно материальных ресурсов и степени родства.
И уж можно было не сомневаться, что общественность, присяжные и те же женские организации оказывались на стороне Саввы, который вообще выступал в данном контексте как рьяный американский гражданин и отец своих детей, желающий изолировать своих крошек от невменяемой матери, чтобы поместить в среду нормальных семейных отношений, которые ему только что удалось создать вместе с феминисткой Клэр.
Алена действительно стала невменяемой от такого поворота событий. В голове нашей женщины, которая за всю свою жизнь не совершила ни одного рационального поступка, категорически не укладывалось, а как это она должна отдать детей, или хотя бы от-да-вать их на выходные родному отцу, как предписывали ее социальные службы. Больше всего ее, конечно, бесило, что и после развода нужно было слушаться или, по крайней мере, прислушиваться к мнению этого невменяемого придурка Саввы. То, что на ее место пришла пожилая американская женщина, ее как-то не очень тревожило, а кому еще такой придурок нужен? Но выяснилось, что и Клэр, приглядевшись к Сане и Ване, захотела стать матерью, и стала бить копытом во все известные ей органы и организации.

Короче, наметился серьезный межэтнический конфликт с погонями и перестрелками. Мелодрама переросла в вестерн, а вестерн тяготел к триллеру. Француз решил не сдаваться, и перевез новую семью, еще до завершения бракоразводного процесса в другой штат, поменяв, между прочим, работу. Деньги на адвокатов шли немерянные. Алена не могла удержаться от того, чтобы не проявить свое очевидное женское превосходство, и обзывала - то респектабельную судью, то правозащитницу Клэр - старыми перечницами и девами. А это само по себе стоило немалых денег. Ситуация утяжелялась. И через полгода погонь и судебных тяжб, Алене было уже предписано не пересекать границы как минимум двух штатов, Орегона и Вашингтона, иначе – арест и немедленное выдворение из страны с отнятием детей, а также наказание в виде выплаты штрафов за оскорбления и неповиновение.
В какой-то момент Морис оказался совсем без работы. Как раз стали сворачивать электронный бизнес, первыми потеряли работу иностранцы, особенно такие перекати-поле как Морис. И пара оказалась перед выбором – в какую страну им теперь податься. Впереди – Париж, и отступать больше некуда.
С этих пор горячая парочка с двумя ангелочками на время скрылась с моего горизонта, и три года я не слышала о ней. Казалось бы, выезд во Францию, разрешит все проблемы. Дети в безопасности, выучат язык, пойдут в приличный французский колледж. Савва тоже не на бобах остался. В крайнем случае, привезет себе дивчину с Украины – симпатичную, работящую, покорную, родит с нею пару американских детей, а то и не пару, аборты среди баптистов запрещены, можно и 17 родить, Америка всех прокормит.
Но не тут-то было!
Паблисити, внимание общественности и средств массовой информации – страшная вещь. Разгоряченная и уже добившаяся кое-каких успехов новая американская парочка, не могла остановиться. Они решили, что Америка, конечно, переплюнет Францию по части прав и свобод, и этот случай по спасению детей от вырождающейся Европы сделает их героями нации.
Просто жить счастливо, рожать и работать – это удел простого гражданина. А разве Клэр была простой? Или, может, Савву можно было назвать обыкновенным парнем?
Но французы тоже в гробу видели этих зазнавшихся ковбоев. Им тоже нужны были свежие белокожие мигранты, и они тоже не могли оставить на произвол французского парня высокого происхождения. Молчала только незалежна Украина, привыкшая к тому, что ее сыны и дочки уезжают во все концы света в поисках пропитания и счастливой доли. До оранжевой революции было еще пять лет, да и оранжевая революция, как показал опыт, равнодушна к судьбам детей.
За это время Алена прошла головокружительный духовный путь. Приехав в Париж, она не нашла ни одного украинского баптистского дома и быстро пристала к одному из вечно враждующих русских православных приходов. Во Франции давно знали и с уважением относились к русским, а украинцев все равно причисляли или к полякам, или к тем же русским. Словом, в целях укрепления международного авторитета, и дети, и мать были срочно крещены в православие.
Но тут активизировались старые аристократы, родители Мориса, которые обрадовались только одному – тому, что Алена не алжирка и не американка. У каждого свои заморочки. Авторитетная французская мама резонно заметила:
- Если уж ей менять религию, то нужно переходить в католицизм.
- Мама, это ее выбор.
- Морис, как ты себе представляешь обряд венчания и семейные обеды?
Они поругались.
Когда Алена узнала, в чем причина грустного настроения Мориса, она не могла поверить, что из-за этого. Конечно, нужно принять католицизм. В голове у девушки было схема, согласно которой накопление религиозных принадлежностей оценивалось как накопление трудового стажа – чем больше, тем лучше.
Саню и Ваню отдали в воскресную церковно-приходскую школу при Соборе Трех Святых.
Я как раз в это время вела прием именно в этой школе, и просто не могла поверить, что Алена уже здесь, и мы снова встретимся.
Я упросила тогдашнюю директрису школы взять несколько интервью у новых русских эмигрантов, на что она неохотно согласилась. Неохотно, потому что с детства впитала ненависть к Совдепии и была заражена шпиономанией, которой болела вся первая волна эмиграции. Спасло меня то, что, видимо, и сама директор была не чужда органов, получая средства на содержание школы исключительно от Московского патриархата. Она недоумевала:
- Зачем изучать русских женщин и детей? Они сами во всем разберутся.
- А куда во Франции обращается женщина в разводе и без средств к существованию?
- Она никуда не обращается. Она просто еще раз удачно выходит замуж.
Мориса очень испугала легкость Аленкиного перехода из одной религии в другую. Алену же обескуражило то, что Морис готов делать проблему из ничего, на пустом месте. Она резонно заметила, что заниматься духовными поисками можно только тогда, когда есть что пожрать. Ну, прямо по теории Маслоу: пока человек не удовлетворит потребности более низкого порядка, ему нечего и думать о высоком.
Они поссорились, и Алена снова начала лепить свои свечки для продаж на пюссе, парижском блошином рынке. Но католичество Алена все-таки приняла и венчание состоялось.

Тут она и повстречала Пьера.

Пьер был учителем русского языка и литературы. Кстати, арабом и мусульманином. В судьбе молодой женщины наметился новый поворот. Она бросает теперь уже французского мужа, оставляет ему, на время конечно, детей, которые ему так полюбились, и переезжает в Лондон со своим мусульманским учителем русского языка и литературы, где они и занимаются сексом, как угорелые целый месяц, не выходя из дешевой гостиницы.
На этот раз Морис приволок мне двух несчастных крошек:
- Что мне теперь делать?
- Растить детей. Вряд ли мамаша оставила их надолго. Как только наметится какой-то пристойный вариант, она заберет их к себе на воспитание.
- Ну и как это вам нравится? И что я теперь должен говорить их американскому папе? Теперь мы с ним должны заключить пакт гражданской солидарности и воспитывать детей вместе?
Пакт гражданской солидарности – это мало знакомый вам, читатель, документ, закрепляющий права наследования у геев. Что-то вроде суррогата брачных отношений для голубых.
Морис иронизировал.
Дети же к этому моменту говорили на странной смеси всех известных им языков: родные родители еще до развода разговаривали с ними по-украински, отчим – по-французски, мама с отчимом – по-английски.
- Ду ю кажете франсе? – вежливо спросил меня старший Саня.
Я оторопела от такого эсперанто.
Французский папа остался один на один с международными судами и детьми. Савва и Клэр добились того, чтобы вывоз детей во Францию без ведома отца был квалифицирован как киднеппинг. Следовательно, дети должны быть депортированы в США, а мать же арестована. Французские судьи считали, что это отца, если он поведет себя агрессивно на территории свободной Франции, нужно будет арестовать и депортировать, ибо где бы ни родились дети, и как бы не вели себя родители, им должны быть предоставлены идеальные условия. А где, как не в детоцентристкой Франции, мальчикам будет хорошо? Кроме того, раз биологическая мать сбежала в Англию, все претензии по этому вопросу просим направлять в Англию или в Украину, где она тоже может быть. А может, сказала занудливая французская судья, они уже в Африке, откуда приехал нынешний жених Алены. А с Африкой Франция никогда не будет портить отношения, ей и так уже досталось от французских колонизаторов.
Атаки американцев временно были приостановлены.
Француз бросился разыскивать мать оставленных детей. Но мать и сама обнаружилась.

Каким-то, до сих пор невыясненным образом, она оказалась в невестах у одного из российских олигархов. Не могу назвать его фамилию – убьет и глазом не моргнет. Россия не будет осложнять отношения с Англией, ей и так достается от наших эмигрантов. Ну, а против олигарха нет приема. Детей забрали, отдали в закрытые английские пансионы, всем выплатили откаты, неустойки, или как это называется.
Пока психологи и юристы разных стран увлеченно обсуждали все сложности данного дела, миром правила любовь. И делала она это, как могла, по-женски.

Мораль: Для любви нет границ. Но границы есть у государств. Не плохо было бы их учитывать, впутываясь в любовные авантюры. Можно объехать весь мир, но так и не перестать быть простой сельской красавицей, которой-то и нужен только здоровый красивый муж и сытый стол. А все эти юридические сложности противоречат женскому представлению о простоте и красоте мира.

Дата первой публикации: 2008-12-10