"Своя постель". Греция, Калимнос - маленькая жемчужина Эгея
Часть 1, эпизод 2


Фото автора: Дары моря, остров Кос.

     - Будем ставить будильник? – спросил меня Берн.

     Когда идешь спать в полвторого ночи, а вставать – в половине четвертого, по мне - лучше и не ложиться, перебиться, кофе попить, почитать, но Берн не таков.

     В одиннадцать вечера мы вернулись с концерта и не могли уснуть - обсуждали, так были возбуждены, спать совершенно не хотелось - было открыто вино, нарезан сыр, начали снова переживать, как сыграли увертюру к Тангейзеру, а как потрясающе прозвучала вторая часть из Тристана и Изольды, восторгались наперебой, хваля то арфы, то гобои, то струнные. А каков дирижер - Рафаэль де Бургос - почти восемьдесят лет, а как вел оркестр! Маленький, сухенький, сутулый, в слишком длинном фраке, похожий на неловкого пингвина, но только встал за пульт дирижера - протянул руки к оркестру - преобразился, распрямился, дирижировал почти и не глядя в партитуру, глаза закрыты, и только руки указывают путь инструментам, почти незаметно давая знак вступить в игру или подождать.

     Вагнер, вообще, молодец, уважаю - у него так много инструментов всегда задействовано в оркестровках, что всем работы хватает. Смотришь - сидит себе музыкант, сложил ручки, час, другой, все играют, а он, вроде как, не при деле. Ну, думаю, стажер - взяли ноты переворачивать. Но, нет, не переворачивает, сам по нотам внимательно следит за происходящим в оркестре. Потом неожиданно вскочит, треугольничек наперевес маленький металлический держит и стучит по нему палочкой крохотной - такой нежный звук идет, секунд тридцать - и опять сел. Вот, и поучаствовал человек, и заработал детишкам на молочишко.
     Мне, вообще, жалко музыкантов, которые играют на редких инструментах: на литаврах, арфах, барабанах. Ну, сколько их на оркестр надо? Это ж только у Вагнера участвуют четыре или пять арф, куча разных барабанов, я же говорю, Вагнер - отличный работодатель.
     Еще Малер – тоже нежадный, много инструментов всегда задействовано в его симфониях. Но он и работал директором Венской оперы, ему надо было обеспечивать фонд заработной платы оркестрантам, вот и старался. В одной его симфонии, вообще, помню, выкатывается на сцену огромаднейший гонг, который стоит всю симфонию, на заднике, и только в конце по нему бьет музыкант, кажется, пять раз или десять, а впечатление – сильнейшее. Сидишь и ждешь – вот, вот, сейчас стукнет… Нет, мимо, и снова ждешь, - так в напряжении и сидишь все четыре части симфонии. Но это – редкие случаи. И может, не у Малера вовсе был этот гонг, а у Равеля, Берн-то точно знает, а я путаюсь.

     А, так, обычно, только струнникам и везет - их, всегда и везде, человек по 30-50. И все – при деле. Первые скрипки, вторые, третьи, а потом еще альты, потом – виолончели, контрабасы.
     В датском национальном оркестре, который мы слушали (он называется оркестр датского радио - такое старое название, а на мой взгляд, это – датский национальный оркестр, потому что лучший) - так вот, в этом оркестре 8 контрабасов. И на одном - девушка играет. Мне всегда на нее приятно смотреть - красивая, в черном платье до пола, на высоком табурете сидит - это только джаз стоя играют, а классика требует сидячего положения.

     Вот, так мы похихикали, восхищаясь и шутя, под вино и сыр, спохватились только полвторого, но решили немного поспать. Я-то знала, что не усну, но подумала, что не стоит Берну портить настроение своим упорством, тем более, в его собственный день рождения, и, прикинувшись тихой и кроткой, сказала, опустив усталую голову ему на плечо:

     - Как скажешь, дорогой!

     Ничто так не радует моего мужа, как эти слова. Чем чаще их произношу, тем счастливее он становится. И чего бы ни обрадовать человека в два часа ночи, когда в шесть утра тебя унесет самолет в твою любимую страну, которую ты неожиданно для себя открыла почти в 60 лет, в Грецию? И открыла именно благодаря мужу? Тут можно чего-нибудь даже и про любовь ввернуть, - к мужу, я имею в виду. Но не ввернула, я и так часто об этом говорю, нравится мне это - о любви говорить. Как-то неуместным показалось, наверное, это - неправильно. Слова о любви всегда уместны в браке, они подпитывают теплоту отношений.  

     Я лежала с открытыми глазами и гадала, какую мелодию поставил муж на будильник, хотя была почти уверена, что это будет сирена, которая каждый раз воет, сообщая, что ему пришло сообщение на автоответчик. А поскольку Берн - сильно общительный и востребованный человек, то сирены эти раздаются достаточно часто, и каждый раз я вздрагиваю, а Берн веселится, делая страшное и виноватое одновременно лицо.

     Я не пыталась уговорить Берна заменить звук на другой. Если человеку для самовыражения нужно звучание сирены для напоминания о телефоне, почему я должна требовать заменить эти резкие звуки? Не тот повод, чтобы возражать. Поэтому сейчас я была готова услышать нечто подобное. И ошиблась. Никак не могу привыкнуть, что мой второй муж не укладывается ни в какие схемы, в них и первый-то муж плохо укладывался, но у меня тогда и времени не было о схемах в отношениях задумываться; сейчас - время есть, но схемы, построенные в голове, там и остаются, невостребованные. 
    И на этот раз не сбылось: вместо сирены я услышала нежное перебирание струн арфы в легком мелодичном рисунке, - оно, скорее, усыпляло, чем наоборот. Но мы тут же поднялись, а следом раздался звонок - такси уже ждало у подъезда.
     Так началось наше путешествие в мир Калимноса - на греческий остров, который принадлежит Греции менее семидесяти лет.

     У нас было три чемодана - по одному личному и общий. В самом большом, общем чемодане, лежали книги, купальные халаты, полотенца, ласты, маски, трубки, очки для плавания, сами купальники и плавки, кремы (мои - для красоты, и лечебные - для нас обоих), лекарства в таблетках и каплях, пластыри, вязание, шляпы и кепки от солнца.
     В личном у каждого – свое. Но я свой личный чемодан беру в ручную кладь, из какого-то неясного самой суеверия.

     Таксист споро подхватил чемоданы, аккуратно уложил в багажник, распахнул двери, и мы, полусонные, с удовольствием залезли в кожаное теплое нутро авто. В дороге до аэропорта муж что-то говорил водителю, я не прислушивалась, дремала.

     Потом все случилось быстро, так как аэропорт был практически пуст, регистрировались только пассажиры на греческие линии, в основном, шведы и норвежцы. Датчан было немного. Мы сдали чемоданы и отправились в зал ожидания, чего-то искали пожевать, что в четыре часа сорок пять минут утра было проблематично, так как, то небольшое число кафе, которые открываются в такую рань, все-таки, работают с пяти утра.
     Берн не хотел ждать, хотя работа по приготовлению завтраков кипела за стойками кафе вовсю: перекладывались из пекарных стеллажей с лотков в витринные корзины разнообразные булки и хлебА, нарезался сыр и раскладывался на подносы, протирались колбы кофейников, но Берн был раздражителен и нетерпелив.
     Мы перетекали из зала в зал, злясь друг на друга, начала, как обычно, я. Слово за слово - Берн обиженно надулся и зашел в круглосуточный книжный. Что-то мы там даже и купили, не помню, правда, что именно, где-то чего-то пожевали - какие-то синтетические, хоть и горячие булки, намазали их вареньем из маленьких корытец, шлепнули по ломтику резинового сыра. В пять утра все это было ненужным, лишним, не жевалось, но мы упорно жевали, как и другие люди рядом с нами, инстинкт – страшное дело, он сам тебе укажет, что и как делать.

     В самолете мы проспали три часа под вопли двух младенцев, случайно оказавшихся по соседству, и, к десяти утра местного греческого времени, приземлились на острове Кос. Он был плоский, солнечный и тихий, в окружении невысоких гор кофейного цвета, слегка размазанных туманной дымкой. А на свободном от гор и земли пространстве, разливалось бирюзовое Эгейское море, ленивое, жирное и блестящее на вид, как поменявшее цвет оливковое масло. В него хотелось немедленно окунуться, прямо в одежде, настолько соблазнительно выглядело это бирюзовое жидкое безмолвие. Но желания хороши тем, что их можно поставить в сторонку, а необходимость - нельзя. И мы действовали по необходимости.  

     Поскольку мы в этот раз опять купили «отказную» путевку в турбюро, а не ехали «дикарями», что у нас получается всегда дороже, чем организованный отдых, то нас встречал представитель с табличкой, кроме нас были еще люди, с других рейсов, которым надо было дальше, как и нам, на Калимнос. На табло прилета я с удовлетворением отметила два родных рейса – один летел в Домодедово, другой - в Шереметево.

     - Можем отсюда сразу в Москву полететь, - зачем-то сказала я Берну.

     Он ничего не ответил - все еще сердился за завтрак, не разговаривал со мною в самолете, хотя я пыталась помириться, в течение первых минут полета, пока не уснула. И теперь я сказала это (про Москву), чтобы загладить свою вину: раздражение в браке, это - всегда вина. Не можешь сдерживаться - не живи, а если живешь – сдерживайся. Взрослого человека не поменяешь, а отношения испортишь.

     Мы тащились со своими тремя чемоданами, портфелем и сумкой, искали номер стоянки, где, среди десятка других, был "наш" автобус. А меня беспокоил один вопрос: где банкомат? В предыдущих двух визитах в Грецию мы уже познали, как проблемно заплатить банковской картой, почти везде берут платежи наличными, это нигде не написано, но это так. По понятиям. Единственные магазины, где принимают карты - ювелирные, иногда - отели, но они об этом и сообщают наклеенными картинками кредитных карт на дверях. А в провинции еще и проблема найти банкомат. Они надежно упрятаны в укромных уголках.
     В ответ на мое беспокойство Берн не реагировал, словно не слышал, оно и понятно, ему главное - уберечь семейный бюджет от набегов ненасытных татар, то есть, меня, которой постоянно нужна новая порция дани.

     Я так устала, что не реагировала на его хмурое молчание. В конце концов, я должна следовать соглашению. Это был отдых Берна, он его честно заслужил, когда летом принимал и пестовал вместе со мною, моих внуков, честно съездил с моей семьей в Грецию на Халкидики, потом, правда, всем своим знакомым рассказывал, что жарился там, как цыпленок на гриле, но, во всяком случае, отдых сложился. Берн терпеливо прожил в русско-славянском галдеже отеля "Паллини" десять дней. Кроме русских, там еще были болгары, сербы, греки. Тоже не самые тихие и спокойные народы, скажем так, кроме того, "Паллини" оказался идеальным отелем для детского отдыха, с анимацией, оборудованными площадками и прекрасным песчаным пляжем. Поэтому недостатка в детском оре не наблюдалось.  
     Берну не нравились толпы в столовой и охраняемая территория, ему ничего не нравилось, но он терпел и тихо бурчал, когда мы оставались одни:

     - Обещай, что в следующий раз мы поедем одни, только ты и я.

     Он и не скрывал, что поехал ради меня, но я убедила его единственной фразой:

     - Не так много у нас детей, которые бы захотели отдохнуть вместе с нами.  

     И это была чистейшая правда. Детей мы любили, каждый - своих, но только мои дети отвечали взаимностью и явной симпатией к Берну. Он это ценил и хвастался, при случае, друзьям своей русской семьей.

     А я была так рада, что хоть часть моих любимых людей со мною, на отдыхе, и это так напоминало мне редкие детские воспоминания, когда в старенький и маленький бабушкин дом в Ейске, пару раз, слетались все родичи и сородичи со своими маленькими детьми.
     И теперь я пыталась как-то сконструировать очередную родственную схему, хотя бы отдаленно напоминающую то, что было в моем детстве.

     Меня расстраивает разобщенность родственников, «разобщенность близких душ», я абсолютный сторонник большой семьи, которая просто обязана собираться вместе, хотя бы раз в пару лет, на совместный отдых, чтобы не утерять родственные связи. Чтобы сестры и браться познали свое двоюродное-троюродное родство, чтобы их родители тоже вспомнили, что они принадлежат, если не к одной фамильной ветви, то к одному семейному дереву. И мне было очень приятно, что Берн меня понимает и поддерживает.

     - Конечно, Берни, конечно, мой дорогой, мы поедем, куда и когда ты захочешь…

     Теперь, спустя три месяца, Берн вспоминает наш отдых на Кассандре с нежной улыбкой, как один из самых замечательных в своей жизни. У Берна счастливый характер - он выбрасывает негатив подальше от себя, в окружающую среду, а сам, чистый и позитивный, далее шествует по жизни.

    Продолжение

    Начало: Часть первая, эпизод первый

Предыдущие публикации этого автора:

Датская Джульетта четырнадцати лет: тайное венчание с мусульманином.

Своя постель. Тенерифе. Глоток тепла в февральской стуже.

Сплетая судьбу из случайных событий. "Роковые страсти".

Своя постель. В гости к Гамлету. 

Своя постель. Франция, Прованс; один день по горным городкам.

Сплетая судьбу из случайных событий. Мое счастье в тебе?

Сплетая судьбу из случайных событий. Женская дружба.

Сплетая судьбу из случайных событий. На Сицилию со своим самоваром.
 
Сплетая судьбу из случайных событий. Незваное дитя. 

Сплетая судьбу из случайных событий. Лика и Берн.

Милые бранятся - только тешатся.

Как мы не открыли итальянский ресторан.

"Чужих людей соединенность"...

Две реальные истории супружества, где жены старше своих мужей на 12 и 20 лет. Ответ на письмо «leebrasss: Если он младше...»

История Альбины. (Правдивая история с вымышленными именами про мужа-иранца и жизнь с ним в Дании).

Вечное, нескучное. А любите ли вы Вуди Аллена, как я его люблю?

История одного виртуального знакомства.

Мне повезло: я живу в стране, где люди озабочены своим здоровьем.

.