Однажды я поехала в Лосинку. Я уже вернулась из Австралии и любила родину вполне основательно, а Лосинку только что сдала Лешке, который писал диссертацию. 

      Я первый раз туда ехала, за деньгами. 12 октября. 
      Лешка мне нравился. Он был младше на 12 лет, страшно смущался, а я смотрела на него как кормленая кошка на воробья, прикидывая, сожрать сразу или отложить на ужин. 
      Вид квартиры меня шокировал. Коробки, мебель, барахло, и это в Лосинке, куда я лишнюю вилку принести не решалась. Разрушение было слишком наглядным. Я села в углу на кухне, выпила кофе и впала в печаль. Сытый кураж куда-то делся. 

      Я подошла к окну. Там был сине-зеленый лес, дробный далекий город в желтом смоге, и знакомо бухали составы на станции. 
      - Ну, не надо грустить, - сказал Лешка. - Хотите выпить? Он был со мной на вы. 
      Я выпила что-то безвкусное. 
      Я хотела, чтобы Лешка ехал со мной в крематорий, потому что больше никто не собрался. Но он не предложил, а я не попросила. 

      К метро ехали на 244 автобусе. День был ледяной, солнечный, осенний, и это длилось вечно: горячий свет, синее небо и качание. Здорово мы ехали. 
      В метро была серая давка, вагоны, пересадки, а потом продуваемая всеми ветрами станция Выхино. К крематорию шла маршрутка. Почему-то я ехала одна. 
      На полпути сели какие-то тетки с сумками, и быстро вышли, и я бегло удивилась, что здесь можно ходить за продуктами, гулять с детьми и вообще жить. 
      Ничего я не узнала, когда подъезжали. 
      Водитель сказал - вон там - и махнул рукой неопределенно. Какие-то бабки продавали пластмассовые цветы. 
      Молодой мужчина что-то осторожно укладывал на заднее сиденье. Я поняла, что. 
      Было холодно. Я прошла в ворота. Там была длинная аллея, а потом уже низкое разлапистое здание, которое я узнала. Я его обошла и пошла туда, где на табличке было написано: Выдача праха. 
      Оказалось, мне в другую дверь. Другую дверь я помнила прекрасно. Там была большая комната с образцами ваз в стеклянных шкафах, и какая-то женщина плакала в окно, похожее на амбразуру. Я встала не слишком близко и стала ждать. 
      Один раз она обернулась, но я ей махнула - ничего-ничего, и стояла. 
      Потом она ушла (ее поддерживал дядя средних лет, муж, наверное). 
      Я стала сбивчиво объяснять в окно: документы... у бабушки... бабушка не помнит, куда дела...
      Бабушка была не при чем. Когда я уезжала в Австралию, оставила все отцу. 
      Вдруг ему понадобится, или самолет со мной упадет. А он потерял.
      - Какого числа? Женщина в окошке разговаривала со мной, как с глухой. 
      - Тринадцатого! Нет, это не то. Девятнадцатого... Нет, двадцатого... 
      Она листала огромные толстые книги, разлинованные шариковыми ручками. Каждому - одна строка. Имя, адрес, ответственное лицо. Лицо - это я. 
      Моя строка все не находилась. Книга кончилась, и у меня на секунду появилось ощущение полной, отчаянной безысходности, как в раннем детстве, когда я случайно забрела на пятый - последний - этаж: дальше некуда. 
      Но тетка в окне взяла откуда-то другую книгу, и нашла. 21-го. Суббота. 
      - Не помните ничего, проворчала она. 
 
      Потом я с желтоватой квитанцией опять пошла туда, где Выдача. 
      Там было похоже на почту, где посылки принимают. Длинный прилавок, а за ним столы. 
      Той, которая выдавала, долго не было. Я ждала. Потом она пришла. 
      Молодая толстая тетка в синем халате. Лет тридцати. 
      - Что у вас - она спросила - взяла квитанцию и опять ушла. 
      Мне совсем не хотелось, чтоб она скоро вернулась. Хотелось покурить и вообще посидеть и подумать. 
      Но она вернулась, неся в руках черную, пластмассовую - банку, вазу, коробку? 

      Урну. Я ее узнала мгновенно, и испугалась, заметив, что крышка приоткрыта. 
      Поэтому сразу сунулась к квитанции - где расписаться? 
      Она сказала - сейчас, подождите, - и стала открывать крышку. 
      Мне стало очень страшно. Я смотрела в пол.
      - Смотрите! - голосом пионервожатой сказала она. - Ваш прах? 
      Банка была открыта, и в ней доверху был насыпан серый пепел. Он состоял из серых и черноватых кусочков. Они поблескивали. 
      - Мой, - вдруг громким и твердым голосом сказала я. - Давайте. 
      - Сейчас, сказала она. - Я замурую. И опять ушла. 
      Мне стало все равно. Я не хотела больше курить, и сидеть не хотела. Я хотела забрать мой прах. 

      Она вернулась, и осторожно передала мне эту банку, из рук в руки. Крышка была примазана чем-то серым, глиной или раствором. 
      - Осторожно - еще не застыло, сказала тетка, - не переворачивайте. Здесь распишитесь. 
      Я вышла на улицу, и мне захотелось лечь на жесткие остатки травы. 
      Сумка была ужасно тяжелая. Банка была в сумке. Я ее осторожно несла, но молнию застегнула до конца, чтоб никто не испугался. 
      Аллейка была недлинная, но я долго шла. В конце стояла лавочка, и там я стала сидеть и курить. Люди любопытно взглядывали, когда проходили мимо, но мне теперь было все равно. Солнце куда-то ушло. 

      Я мерзла, ожидая автобус. Потом он пришел, пустой, и я сразу села. Он долго ехал, на остановках набивался народ. 
      Мне хотелось ехать подольше. Был конец рабочего дня. 
      Я думала мельком, что это очень важно - то, что я сейчас делаю, но все эти соображения куда-то ускользали, получалось, я просто еду, как все эти люди, с тяжелыми сумками, уставшие, после работы. В метро я уже не пыталась ни о чем серьезном помнить, только ждала, когда же конец. 
      Дома, слава богу, никого не было. Я не могла понять, куда - ее. Ведь ему всегда было место в моей жизни, а тут - четыре комнаты - куда? Я мыкалась по чужой квартире с застегнутой наглухо сумкой, пристраивая ее то в один угол, то в другой, все было не так. 
      Кое-как место нашлось на пианино (на пианино - нормально?), в компьютерной комнате (компьютеры, он же любил, правильно?), рядом с тем местом, где я всегда работаю. Я подумала, что должно быть так - место немного безлично, но все же мое. 
      Так она и стояла в углу - застегнутая наглухо черная сумка, рядом с моим рабочим местом.
      Когда я выходила за него замуж, штамп о браке поставили в мой паспорт на страницу “воинская обязанность”.

НАПИСАТЬ АВТОРУ: annakuku@mail.ru

Опубликовано в журнале "WWWoman" - newwoman.ru  19 МАРТА  2003 года